Академик Гинзбург: У меня нет мании величия
-Виталий Лазаревич, как вы оцениваете состояние современной российской науки?
- Когда распался Советский Союз, науке был нанесен колоссальный удар. Во-первых, ее финансирование резко сократилось, в результате чего российская наука много потеряла. В частности, не состоялись интересные космические эксперименты Николая (?) Карташева. Они возобновятся в будущем году, но 8 лет было потеряно – хорошенькое дело, не правда ли? Кроме того, уменьшились зарплаты ученых и сотрудников академии. Это, в свою очередь, привело к тому, что масса хороших ученых уехала. Года два назад наше высокое начальство наконец осознало, что наука нужна, были повышены оклады сотрудникам академии, кроме того, началось шевеление в делах. Но я могу сказать, что это шевеление, на мой взгляд, слишком медленное. Приведу простой пример. Еще в 2006 году я написал письмо Президенту Путину о необходимости создания в ФИАНе хорошей лаборатории сверхпроводимости. Такой лаборатории в России в настоящее время нет. Письмо прошло все инстанции, но так до Путина и не дошло. Путин переизбран, а воз и ныне там. У меня нет мании величия, я не считаю, что если я Нобелевский лауреат, то должен иметь какие-то привилегии, скажем, в бытовых делах. Но я писал ведь о деле, которым занимаюсь всю жизнь, и надеялся, что мне поверят и примут положительное решение. Но прошло два года с хвостом, а решения нет и нет. Такими темпами работать нельзя. Деньги, по-видимому, все же будут, но драгоценное время упущено. В целом я считаю, что руководство страны поняло значение науки и ее развитие пойдет более быстрыми темпами.
- Некоторое время назад Министерство образования и науки решило «поправить» существовавший Устав Академии наук, ввести какой-то наблюдательный совет и тому подобное. Чем кончилась борьба министерства с учеными?
- Борьба с Министерством образования и науки по этому вопросу длилась чуть ли не два года, в минувшем мы приняли довольно приличный Устав. Хотя меня он во многом и не устраивает, но я написал об этом статью, опубликованную в «Вестнике РАН». Вы можете прочесть.
- Простите, ради Бога, мое невежество, но кругом говорят о нанотехнологиях. Что это такое, Виталий Лазаревич? Могут ли эти технологии способствовать резкому скачку вперед России или другой страны? Какие позиции занимает Россия в этих технологиях относительно развитых в научном отношении стран?
- Начну с того, что означает слово нано: это – карлик (по-гречески или по–латыни - точно не могу вам сказать). Физика знает теперь строение вещества, и все идет к тому, что мы по своей воле можем конструировать кристаллические решетки. Пока что этого нет, но сдвиги в этом направлении имеются, хотя выдающихся результатов в этом направлении не достигнуто. Впрочем, один результат я могу вспомнить: созданы такие микроскопы, которые позволяют работать с отдельными атомами. Но конечная цель науки состоит в том, чтобы конструировать решетки, в частности, такие, чтобы возникла комнатная сверхпроводимость. Сами по себе такие решетки получиться не могут, их, повторяю, надо конструировать. Как всякое большое дело, нанотехнологии сопровождает конъюнктурщина: Академии наук выделено 10 мест академиков и 20 мест членов-корреспондентов под нанотехнологии. Все места заполнены будут, сомнений в этом нет!
Что касается места, занимаемого Россией в нанотехнологиях, то я не думаю, что оно высокое. Потому–то правительство и дает новые места в Академии, чтобы мы поднялись выше.
- Почему именно Курчатовский институт выбран головным в области нанотехнологий? Насколько я знаю, он всегда занимался атомными проблемами...
- Дело здесь, по-моему, в том, что директор Курчатовского института г-н Ковальчук является одновременно директором Института кристаллографии РАН. Он пропагандирует нанотехнологии, поэтому данную тематику и отдали Курчатовскому институту.
- Понятно. Вы часто выступаете в печати против сближения церкви и государства, против креационизма, признанного ПАСЕ (Парламентской ассамблеей Европы) вредным, противоречащим дарвинизму учением (впрочем, разговоры о присутствии Создателя и учением-то трудно назвать). Министерство науки и образования прислушивается к вашему голосу, голосу других выдающихся ученых? Или со временем мы можем стать свидетелями того, что в аттестаты зрелости будет введена еще одна строка: «закон Божий»? (Кстати говоря, по этой дисциплине у Бориса Леонидовича Пастернака в аттестате стояла четверка, что не помешало ему получить по окончании гимназии золотую медаль).
- Недавно я опубликовал книжку, которая называется «Об атеизме, религии и светском гуманизме». Но в этой беседе я хотел бы остановиться на главном. Я – атеист и считаю, что верить в Бога – все равно, что верить в сказки. Но важно вот что: у нас есть православная церковь. В царские времена она занимала в жизни государства огромное место. В первые годы революции большевики (или, как называл их мой тесть «большевички» - он их не очень любил) церковь репрессировали, при этом, конечно, перегнули палку. Сейчас, когда церковь стала свободной, она подняла голову и лезет куда угодно. В частности, она лезет в среднюю школу. Они придумали предмет под названием «Основы православной культуры», но фактически это – закон Божий. Несколько академиков, я в том числе, написали письмо Президенту Путину, в котором мы предупреждали, что давать волю церкви, особенно в светской школе, нельзя. Это приведет к клерикализации страны. Церковь, да будет вам известно, хочет иметь докторов богословия, приравненных к докторам наук. Но богословие – это не наука! Сейчас , стало быть, идет борьба между желанием церкви залезть в школу и нежеланием светской власти ее туда пускать.
Что касается резолюции ПАСЕ, то ученые, я в частности, эту резолюцию поддерживаем, категорически возражая против введения в младших классах школы креационизма. А церковь хитро так заявляет, что в старших классах дети будут изучать теорию эволюции Дарвина и все встанет на свои места. Надо сказать, что министерство образования (г-н Фурсенко) креационизму сопротивляется, но дело в том, что и бывший, и нынешний президенты России – люди верующие. Г-н Медведев уже успел где-то расцеловаться с Патриархом. Поэтому в качестве компромисса намечается такая система (она имеет место в Германии): младший класс делится на две части. Желающие изучать закон Божий идут в одну группу, не желающие – в другую. Я бы не шел по немецкому образцу, а просто бы не преподавал в школе закон Божий. Но пока что идет, повторяю, борьба.
- В своих статьях, опубликованных в изданиях АН, вы объясняли, почему в России Нобелевских лауреатов меньше, чем их могло бы быть. Пожалуйста, если можно, объясните это нашим читателям.
- В сталинские времена нобелевские премии презирали и просто игнорировали. Потом власти решили наладить контакты с Нобелевским комитетом, но как бы робко, нехотя. Чтобы человеку дали Нобелевскую премию, его нужно как минимум к ней представить.
Просьбу номинировать кого-то на премию Нобелевский комитет присылает в страну не только Нобелевским лауреатам, но и академикам. Я сам, став в 1966 году академиком, стал получать приглашение номинировать кого-то на премию. Больше того, присылают приглашение не только академикам. Если кто-то нас дискриминирует, так это мы сами. Конечно, Нобелевская премия – задача трудная. Почему? Последняя премия по космосу, например, была дана в 2007 году двум ученым. Они, эти ученые, являются руководителями огромных, состоящих из 1000 человек, коллективов. Нобелевские премии были хороши, когда их давали ученым-одиночкам.
-Я слышал, что готовится к съемкам художественный фильм о Ландау. Мне кажется, вы вполне могли бы быть его консультантом. Вы не получали такого приглашения? Здесь же задам вопрос о последнем издании книги воспоминаний Коры Ландау о своем муже. Там все правда? Какова судьба их общего сына?
- Насчет фильма ничего не знаю. Ландау было посвящено заседание физического Отделения Академии наук, в «Вестнике» РАН появилась большая статья Питаревского (?), вскоре состоится большая конференция, организуемая институтом имени Ландау. Так что в академических кругах Лев Давидович Ландау признан и почитаем.
Книжка же Коры Ландау – скандальная, безобразная, я к ней отношусь самым отрицательным образом. Я сейчас пишу статью, в которой цитирую некоего Петра Образцова – зав. отделом науки газеты «Известия». Этот блюститель морали пишет: «История академика Ландау, который хоть(!) и вырос в гения, остался асоциальным типом, характером и повадками искалечившим жизнь не только его жены».
- Замечу, Виталий Лазаревич, что написано-то это корявым, беспомощным языком...
- Согласен с вами. Ландау был благородным, хорошим человеком, но с некоторыми специфическими отклонениями, касающимися проклятого полового вопроса. Он был сторонником свободной любви, она тоже не слыла монашкой: таков был их уговор. Если бы он делал это, скрывая от нее, - один разговор. Но ведь так они договаривались в самом начале! Зачем же теперь обливать его грязью?
Сыну Ландау примерно 60 лет, он неплохой физик-экспериментатор, живет в Швейцарии.
- Следующий вопрос – не совсем по вашей специальности: о решении задачи (или теоремы) Пуанкаре российским физиком Григорием Перельманом. Многие СМИ писали, что он отказался от аналога Нобелевской премии для математиков – премии Филдса. Лишь один «Московский комсомолец» уверил своих читателей, что премию Филдса Перельману и не предлагали. Кто прав, Виталий Лазаревич?
- Насколько я знаю, премию Филдса Перельману присудили, но получать ее он отказался. Для меня, как и для любого нормального человека, отказ от такой премии выглядит странно.
Лучшим российским математиком я считаю академика Владимира Игоревича Арнольда, живущего постоянно в Париже. Но он собирается в Москву, на сессию АН. Он с большим знанием дела, чем я, может вам рассказать и о теореме Пуанкаре, и о Перельмане. Я дам вам его телефон.
- Спасибо, Виталий Лазаревич, я постараюсь воспользоваться вашим советом. Вы написали несколько замечательных книг о физике, о друзьях, о себе. Хотелось бы прочитать вашу отдельную книгу о себе – вы прожили долгую, наполненную грандиозными событиями жизнь, знали великих ученых и государственных деятелей. Вправе ли мы ожидать от вас такую книгу, Виталий Лазаревич?
- В своей Нобелевской лекции я довольно подробно рассказал о своей жизни, об отце - хорошем инженере, о матери, которая была намного моложе его. Вы можете обо всем этом почитать в английском переводе этой лекции.
