антипроекты Цай Гуо-Чанга
Культура
Так получилось, что в прославленный музей Гуггенхайма на выставку ставшего американцем китайского невероятно провокативного художника Цай Гуо-Чанга попала я случайно. Дело в том, что собралась я в Манхэттен в Еврейский музей, чтобы посетить новую выставку (расскажем о ней непременно), начисто забыв, что по пятницам музей этот не работает. Но вот что меня поразило, когда шла я по 5-й авеню в этот дождливый день, – буквально километровая очередь, выстроившаяся перед дверьми винтообразной башни музея Соломона Гуггенхайма: публика (в основном, молодые люди) стремилась попасть в музей, хотя выставка Цая демонстрировалась уже не первую неделю. Значит, популярность её нарастала, потому что поначалу очередей не наблюдалось. И я решилась, благо удостоверение корреспондента «Русского базара» было со мной. Оно помогло мне пройти, миновав внушительную очередь и сэкономив пару часов.
Думаю, что немногие наши читатели слышали об этом весьма известном во всём мире очень своеобразном художнике, поэтому несколько слов о Цай Гуо-Чанге. Родился он в 1957 году в интеллигентной семье в одном из провинциальных китайских городов. Студенческие годы провёл в Шанхае, изучая сценический дизайн в знаменитом Институте драмы. Конечно, как и все студенты, был вовлечён во всяческие социально-политические разборки, в результате чего вынужден был уехать в Японию, где признан был как талантливый художник-новатор. Постоянно экспериментировал и со стилистикой своей, и с новыми формами творчества. Настоящим открытием Цая было введение в состав красок пороха, потому и живопись его приобрела особый колорит. Это можем мы почувствовать и прочувствовать на сегодняшней выставке, пройдя вдоль вьющихся подобно серпантину музейных стен, спиралью опоясывающих центральный шестиэтажный зал, и вглядываясь в полотна очень страшной живописной серии «Порох». На меня большое впечатление произвела та безусловно антивоенная картина, где суть пороха как убойной силы интерпретирована наглядно - как огромное, распростёртое в полёте горящее людское тело. Зрители невольно содрогаются.
Когда тринадцать лет тому назад Цай приехал в Нью-Йорк, он был уже известным модернистом, причём художником разносторонним и самобытным. Живописец, скульптор, график, таксодермист... Число выставок в разных городах и странах (и в Америке, конечно) нарастало, и вот теперь экспозиция (вернее, несколько непохожих друг на друга экспозиций) в одном из самых знаменитых музеев мира. Сам художник дал ей название «Я хочу, чтобы поверили». Многому я поверила, что-то вызвало недоумение или даже неприятие, читавшееся и в глазах других зрителей, но в целом такая оригинальная выставка – событие.
Не могла понять, почему в холле вдруг стоят автомобили. Но оказались они частью выставочного материала вместе с парой-тройкой автомашин, вздыбленных под потолок высоченного зала и испускающих разноцветные световые лучи. Красиво. Но зачем в городе, переполненном машинами? Чего-то я недопоняла. Страшно хочется в любом творческом акте найти смысл. И как-то не согласуется автотехника с бегущими, взивающимися в прыжке в воздух, хищно оскалившимися тиграми - частью дикой природы. И почему бедняги истыканы невероятным количеством стрел, хотя и четверти хватило бы, чтобы убить красивого, гибкого, сильного зверя? Азарт охотника? Нужно отметить, что динамика и пластика, даже выражение морд – злоба, боль, страдание, паника, желание вырваться из цепких лап смерти – просто поразительны. Это не только мастерство таксодермиста, т.е. чучельника, но и талант скульптора.
Тигриная эпопея закончилась. Началась волчья. Без стрел. Огромная стая мчится вперёд, не разбирая куда. И вдруг не по-волчьи, по-кошачьи скорей, буквально взлетает вверх, наткнувшись на невидимую преграду, те, что мчались впереди, падают замертво. Тут уже аналогия с ситуациями человеческими. А динамичность и выразительность снова потрясают. Это навряд ли полностью осознают дети, которых в музее много, но они в восторге. Те, что помладше, сначала пугаются, принимая стаю за живых зверей. Впрочем, взрослым тоже впору ошибиться, так здорово выполнена эта кажущаяся живой и подвижной инсталляция.
Вызывают интерес и видеокартины, проецирующиеся прямо на стену, но более всего – ещё один, снова абсолютно другой по направлению раздел выставки: старый Китай, историческая многофигурная скульптурная композиция, скорей, горестный рассказ с многими разноплановыми и разнохарактерными персонажами, каждый из которых завершён в своей образности, определившейся в будто живой биографичности и пластике. Измождённый мальчишка тянет гружённую тяжёлыми мешками тележку; надсмотрщик бьёт плетью старика; жирный хозяин с гнусной рожей не равнодушно даже, а с удовольствием смотрит на людские страдания. Как на скот... История. Такая, какой она была и есть. Снова необычайная пластика тел и выразительность лиц. Все скульптуры изваяны из глины, армированной проволокой и деревянными планками. Так, как делали это старые китайские ваятели. Глина растрескалась, и это не портит композицию, а привносит ощущение погружения в историю.
Знакомство с неоднозначным творчеством Цай ГуоЧанга состоялось. Авторитет его так велик, что именно он приглашён как главный режиссёр спецэффектов на церемониях открытия и закрытия Олимпиады в Пекине. Музей Гуггенхайма, как вы наверняка знаете, находится на манхэттенской 5-й авеню между 88-й и 89-й улицами. Проезд поездами метро 4, 5, 6 до 86-й улицы.
Думаю, что немногие наши читатели слышали об этом весьма известном во всём мире очень своеобразном художнике, поэтому несколько слов о Цай Гуо-Чанге. Родился он в 1957 году в интеллигентной семье в одном из провинциальных китайских городов. Студенческие годы провёл в Шанхае, изучая сценический дизайн в знаменитом Институте драмы. Конечно, как и все студенты, был вовлечён во всяческие социально-политические разборки, в результате чего вынужден был уехать в Японию, где признан был как талантливый художник-новатор. Постоянно экспериментировал и со стилистикой своей, и с новыми формами творчества. Настоящим открытием Цая было введение в состав красок пороха, потому и живопись его приобрела особый колорит. Это можем мы почувствовать и прочувствовать на сегодняшней выставке, пройдя вдоль вьющихся подобно серпантину музейных стен, спиралью опоясывающих центральный шестиэтажный зал, и вглядываясь в полотна очень страшной живописной серии «Порох». На меня большое впечатление произвела та безусловно антивоенная картина, где суть пороха как убойной силы интерпретирована наглядно - как огромное, распростёртое в полёте горящее людское тело. Зрители невольно содрогаются.
Когда тринадцать лет тому назад Цай приехал в Нью-Йорк, он был уже известным модернистом, причём художником разносторонним и самобытным. Живописец, скульптор, график, таксодермист... Число выставок в разных городах и странах (и в Америке, конечно) нарастало, и вот теперь экспозиция (вернее, несколько непохожих друг на друга экспозиций) в одном из самых знаменитых музеев мира. Сам художник дал ей название «Я хочу, чтобы поверили». Многому я поверила, что-то вызвало недоумение или даже неприятие, читавшееся и в глазах других зрителей, но в целом такая оригинальная выставка – событие.
Не могла понять, почему в холле вдруг стоят автомобили. Но оказались они частью выставочного материала вместе с парой-тройкой автомашин, вздыбленных под потолок высоченного зала и испускающих разноцветные световые лучи. Красиво. Но зачем в городе, переполненном машинами? Чего-то я недопоняла. Страшно хочется в любом творческом акте найти смысл. И как-то не согласуется автотехника с бегущими, взивающимися в прыжке в воздух, хищно оскалившимися тиграми - частью дикой природы. И почему бедняги истыканы невероятным количеством стрел, хотя и четверти хватило бы, чтобы убить красивого, гибкого, сильного зверя? Азарт охотника? Нужно отметить, что динамика и пластика, даже выражение морд – злоба, боль, страдание, паника, желание вырваться из цепких лап смерти – просто поразительны. Это не только мастерство таксодермиста, т.е. чучельника, но и талант скульптора.
Тигриная эпопея закончилась. Началась волчья. Без стрел. Огромная стая мчится вперёд, не разбирая куда. И вдруг не по-волчьи, по-кошачьи скорей, буквально взлетает вверх, наткнувшись на невидимую преграду, те, что мчались впереди, падают замертво. Тут уже аналогия с ситуациями человеческими. А динамичность и выразительность снова потрясают. Это навряд ли полностью осознают дети, которых в музее много, но они в восторге. Те, что помладше, сначала пугаются, принимая стаю за живых зверей. Впрочем, взрослым тоже впору ошибиться, так здорово выполнена эта кажущаяся живой и подвижной инсталляция.
Вызывают интерес и видеокартины, проецирующиеся прямо на стену, но более всего – ещё один, снова абсолютно другой по направлению раздел выставки: старый Китай, историческая многофигурная скульптурная композиция, скорей, горестный рассказ с многими разноплановыми и разнохарактерными персонажами, каждый из которых завершён в своей образности, определившейся в будто живой биографичности и пластике. Измождённый мальчишка тянет гружённую тяжёлыми мешками тележку; надсмотрщик бьёт плетью старика; жирный хозяин с гнусной рожей не равнодушно даже, а с удовольствием смотрит на людские страдания. Как на скот... История. Такая, какой она была и есть. Снова необычайная пластика тел и выразительность лиц. Все скульптуры изваяны из глины, армированной проволокой и деревянными планками. Так, как делали это старые китайские ваятели. Глина растрескалась, и это не портит композицию, а привносит ощущение погружения в историю.
Знакомство с неоднозначным творчеством Цай ГуоЧанга состоялось. Авторитет его так велик, что именно он приглашён как главный режиссёр спецэффектов на церемониях открытия и закрытия Олимпиады в Пекине. Музей Гуггенхайма, как вы наверняка знаете, находится на манхэттенской 5-й авеню между 88-й и 89-й улицами. Проезд поездами метро 4, 5, 6 до 86-й улицы.
