После парада
В мире
Надо быть как все. Тогда, наверно, будет хорошо. Социологические службы сообщают, что от 70 до 90 процентов россиян одобрили возобновление военных парадов с демонстрацией тяжелой военной техники. Потому что “это важная традиция, которую следует соблюдать и беречь”, так “мы показываем миру военную мощь нашей страны”, наконец, “просто красивое зрелище”.
Режиссер Александр Сокуров не как все. И после парада в честь Дня Победы скупо и в то же время нервно говорил о своем отце в эфире радиостанции “Эхо Москвы”:
“Он очень немного рассказывал. Никакой романтики, никакой эстетики, этики в войне он никогда не видел. Видимо, это была ужасная страница в его жизни, потому что он с 18 лет попал на фронт и всю войну прошел в стрелковой роте. То есть в пехоте. Хлебнул, конечно, с лихвой. Кошмары, которые он видел, старался не рассказывать, потому что это было слишком-слишком тяжело. А если рассказывал, то я даже не могу сейчас пересказать. Это за пределами... За пределами терпения, за пределами всякой нервной организации человека...”
Тотчас позвонил радиослушатель из Петербурга: “Мне 62 года. Я знаю, что отец на все расспросы нас, мальчишек, трех сыновей, не любил рассказывать, он говорил, что это самая грязная и вонючая жизнь мужчины”.
Мой отец тоже молчал. Всю войну в пехоте. Вернулся инвалидом, ноги перебило миной. Один только раз вдруг рассказал, как искал воду ночью, после боя, после рукопашной. (Юлия Друнина, фронтовичка: “Я столько раз видала рукопашный, / Раз наяву. И тысячу во сне./ Кто говорит, что на войне не страшно, /Тот ничего не знает о войне.) Они тогда много водки выпили: рота полегла почти вся, а наркомовские сто граммов доставили на полный списочный состав. Проснулся, в горле все ссохлось. Спустился к ручью и долго пил, никогда еще такой сладкой воды не пробовал. А утром увидел, что вода розовая. Выше по течению, насколько хватало глаз, ручей был завален трупами наших и гитлеровских солдат.
“Я не могу фильмы о войне смотреть, - продолжал Сокуров. - Все режиссеры, без исключения, романтизируют, эстетизируют войну, делают ее привлекательной. Все режиссеры, без исключения. Я не могу ни одного назвать, кто бы, коснувшись войны, не собирался делать из этого искусство... Даже люди, которые сами воевали, они, как только в руки к ним попадает кинокамера, начинают сразу изображать искусство”.
Поводом для высказываний Сокурова стало не только “искусство”. А также и то, что, по словам военного эксперта Александра Храмчихина, “парад в честь праздника Победы на самом деле превращен в грандиозную пиар-акцию”. Отгремели, отбарабанили во славу власти. И забыли до следующего 9 мая. В Смоленской области не могут похоронить останки 250 солдат Великой Отечественной войны – у местных чиновников нет денег. Хуже того было в Московской области. Здесь поисковики держали кости в гараже - никому до них дела не было. Так на юношей и девушек пытались завести уголовное дело по обвинению в вандализме.
Новые времена дают примеры новой спекуляции. Газета “Известия” 12 мая вышла с аншлагом на первой странице: “Вот уже 63 года они не подвержены нашим душевным треволнениям, как помоднее одеться и повкуснее пожрать”. В статье молодой человек восьмидесятых годов рождения размышляет о небывалой жизнестойкости старых солдат. И приходит к выводу, что она происходит от их несуетности, от сознания исполненного главного долга.
Все хорошо и очень красиво. Только за этими рассуждениями кроется наплевательское отношение к реальной жизни ветеранов. Они живые люди. И тоже хотели красиво одеваться и вкусно есть. Вопрос в другом – какие возможности у них были и есть? Они, ко всему привычные, на многое и не рассчитывали. Помню, поднимая чарки 9 мая 1975 года, на 30-летие Победы, еще крепкие 50-60-летние мужчины смеялись: “Сегодня нам можно. Брежнев приказал ветеранов в вытрезвители не брать”. (
А нынче в Общественной палате при президенте РФ говорили о том, что “надо срочно поднимать пенсию тем ветеранам, кто находится ниже черты бедности, чтобы они могли купить не только хлеб, молоко и раз в неделю 100 граммов колбасы, а жили достойно”.
После парада мэрия Москвы сообщила, что на устранение последствий военного марша (ремонт дорог и прочее) выделяется в общей сложности 1,4 миллиарда рублей. Пресса писала: “В сравнении с общим размером столичной казны, в этом году превысившим триллион, это, конечно, копейки. Но на такие деньги в Москве можно было бы построить примерно 25 типовых детских садов с бассейнами (стоимость строительства одного - около 50 млн. рублей). От 10 до 70 физкультурно-оздоровительных центров... от 3 до 10 дорожных развязок...” И ни слова о том, сколько квартир для тех же ветеранов можно построить на эти “копейки”. Не то табу, не то глухота.
Уже вторую статью о пышном параде в Москве я свожу к квартирам. А как иначе, ведь это главное - жилье! Показатель отношения. Сказывается, наверно, и мой личный опыт хлопот за одного ветерана.
Мой покойный отец не признавал благоустроенных квартир. Он родился в 1897 году (по документам – в 1901-м), привык к другой жизни, говорил, что задыхается в наших каморках. Его частный дом был в центре города (там сейчас резиденция губернатора). Когда в 70-е годы район определили под снос, срочно обменялся, переехал на окраину.
Время берет верх даже над такими несокрушимыми солдатами. В 1997 году, приехав в родной казахстанский Петропавловск, я пришел к вице-губернатору и сказал:
- Сто лет моему отцу. Самый старый ветеран Отечественной войны в городе, защитник Москвы, вся грудь в орденах и медалях. Трудно ему в сто лет печку топить, дайте однокомнатную квартирку благоустроенную...
Вице-губернатор ответил:
- Дать не можем, а продать - продадим. Хоть сегодня. Покупайте.
Мне было почти стыдно за себя, что я не мог купить квартиру отцу. “Почти”, потому что нельзя, наверно, стыдиться своей бедности, если ты не бездельник. За власть, за вице-губернатора не было стыдно, я к ним слово “стыд” не применял и не применяю. При том, что вице-губернатор не монстр какой-нибудь, а вполне современный человек. И не чужой мне - я его с детства знаю, мы с его старшим братом всю жизнь приятели.
Чиновники везде одинаковые, что в постсоветском Казахстане, что в постсоветской России. Люди, попав в систему власти, становятся вот такими. Другими. Не моргнув глазом обещают, как наш новый президент Медведев, благоустроенные квартиры участникам войны к 2010 году.
В очереди на квартиры стоят 98 тысяч ветеранов Великой Отечественной. Всего их в России сейчас 855 тысяч. В прошлом году в мир иной ушли 350 тысяч старых солдат.
Москва
Режиссер Александр Сокуров не как все. И после парада в честь Дня Победы скупо и в то же время нервно говорил о своем отце в эфире радиостанции “Эхо Москвы”:
“Он очень немного рассказывал. Никакой романтики, никакой эстетики, этики в войне он никогда не видел. Видимо, это была ужасная страница в его жизни, потому что он с 18 лет попал на фронт и всю войну прошел в стрелковой роте. То есть в пехоте. Хлебнул, конечно, с лихвой. Кошмары, которые он видел, старался не рассказывать, потому что это было слишком-слишком тяжело. А если рассказывал, то я даже не могу сейчас пересказать. Это за пределами... За пределами терпения, за пределами всякой нервной организации человека...”
Тотчас позвонил радиослушатель из Петербурга: “Мне 62 года. Я знаю, что отец на все расспросы нас, мальчишек, трех сыновей, не любил рассказывать, он говорил, что это самая грязная и вонючая жизнь мужчины”.
Мой отец тоже молчал. Всю войну в пехоте. Вернулся инвалидом, ноги перебило миной. Один только раз вдруг рассказал, как искал воду ночью, после боя, после рукопашной. (Юлия Друнина, фронтовичка: “Я столько раз видала рукопашный, / Раз наяву. И тысячу во сне./ Кто говорит, что на войне не страшно, /Тот ничего не знает о войне.) Они тогда много водки выпили: рота полегла почти вся, а наркомовские сто граммов доставили на полный списочный состав. Проснулся, в горле все ссохлось. Спустился к ручью и долго пил, никогда еще такой сладкой воды не пробовал. А утром увидел, что вода розовая. Выше по течению, насколько хватало глаз, ручей был завален трупами наших и гитлеровских солдат.
“Я не могу фильмы о войне смотреть, - продолжал Сокуров. - Все режиссеры, без исключения, романтизируют, эстетизируют войну, делают ее привлекательной. Все режиссеры, без исключения. Я не могу ни одного назвать, кто бы, коснувшись войны, не собирался делать из этого искусство... Даже люди, которые сами воевали, они, как только в руки к ним попадает кинокамера, начинают сразу изображать искусство”.
Поводом для высказываний Сокурова стало не только “искусство”. А также и то, что, по словам военного эксперта Александра Храмчихина, “парад в честь праздника Победы на самом деле превращен в грандиозную пиар-акцию”. Отгремели, отбарабанили во славу власти. И забыли до следующего 9 мая. В Смоленской области не могут похоронить останки 250 солдат Великой Отечественной войны – у местных чиновников нет денег. Хуже того было в Московской области. Здесь поисковики держали кости в гараже - никому до них дела не было. Так на юношей и девушек пытались завести уголовное дело по обвинению в вандализме.
Новые времена дают примеры новой спекуляции. Газета “Известия” 12 мая вышла с аншлагом на первой странице: “Вот уже 63 года они не подвержены нашим душевным треволнениям, как помоднее одеться и повкуснее пожрать”. В статье молодой человек восьмидесятых годов рождения размышляет о небывалой жизнестойкости старых солдат. И приходит к выводу, что она происходит от их несуетности, от сознания исполненного главного долга.
Все хорошо и очень красиво. Только за этими рассуждениями кроется наплевательское отношение к реальной жизни ветеранов. Они живые люди. И тоже хотели красиво одеваться и вкусно есть. Вопрос в другом – какие возможности у них были и есть? Они, ко всему привычные, на многое и не рассчитывали. Помню, поднимая чарки 9 мая 1975 года, на 30-летие Победы, еще крепкие 50-60-летние мужчины смеялись: “Сегодня нам можно. Брежнев приказал ветеранов в вытрезвители не брать”. (
А нынче в Общественной палате при президенте РФ говорили о том, что “надо срочно поднимать пенсию тем ветеранам, кто находится ниже черты бедности, чтобы они могли купить не только хлеб, молоко и раз в неделю 100 граммов колбасы, а жили достойно”.
После парада мэрия Москвы сообщила, что на устранение последствий военного марша (ремонт дорог и прочее) выделяется в общей сложности 1,4 миллиарда рублей. Пресса писала: “В сравнении с общим размером столичной казны, в этом году превысившим триллион, это, конечно, копейки. Но на такие деньги в Москве можно было бы построить примерно 25 типовых детских садов с бассейнами (стоимость строительства одного - около 50 млн. рублей). От 10 до 70 физкультурно-оздоровительных центров... от 3 до 10 дорожных развязок...” И ни слова о том, сколько квартир для тех же ветеранов можно построить на эти “копейки”. Не то табу, не то глухота.
Уже вторую статью о пышном параде в Москве я свожу к квартирам. А как иначе, ведь это главное - жилье! Показатель отношения. Сказывается, наверно, и мой личный опыт хлопот за одного ветерана.
Мой покойный отец не признавал благоустроенных квартир. Он родился в 1897 году (по документам – в 1901-м), привык к другой жизни, говорил, что задыхается в наших каморках. Его частный дом был в центре города (там сейчас резиденция губернатора). Когда в 70-е годы район определили под снос, срочно обменялся, переехал на окраину.
Время берет верх даже над такими несокрушимыми солдатами. В 1997 году, приехав в родной казахстанский Петропавловск, я пришел к вице-губернатору и сказал:
- Сто лет моему отцу. Самый старый ветеран Отечественной войны в городе, защитник Москвы, вся грудь в орденах и медалях. Трудно ему в сто лет печку топить, дайте однокомнатную квартирку благоустроенную...
Вице-губернатор ответил:
- Дать не можем, а продать - продадим. Хоть сегодня. Покупайте.
Мне было почти стыдно за себя, что я не мог купить квартиру отцу. “Почти”, потому что нельзя, наверно, стыдиться своей бедности, если ты не бездельник. За власть, за вице-губернатора не было стыдно, я к ним слово “стыд” не применял и не применяю. При том, что вице-губернатор не монстр какой-нибудь, а вполне современный человек. И не чужой мне - я его с детства знаю, мы с его старшим братом всю жизнь приятели.
Чиновники везде одинаковые, что в постсоветском Казахстане, что в постсоветской России. Люди, попав в систему власти, становятся вот такими. Другими. Не моргнув глазом обещают, как наш новый президент Медведев, благоустроенные квартиры участникам войны к 2010 году.
В очереди на квартиры стоят 98 тысяч ветеранов Великой Отечественной. Всего их в России сейчас 855 тысяч. В прошлом году в мир иной ушли 350 тысяч старых солдат.
Москва
