АБТ: РОМЕО И ДЖУЛЬЕТТА

Подпись к фото: “Ромео и Джульетта” Полина Симеонова, Дэвид Холлберг. Photo by Gene Schiavone


Ромео и Джульетта - символ непобеждённой любви. Если юношу, каково бы ни было его имя, называют Ромео, значит, любовь его сильна, бескорыстна и вечна, не способна на предательство. А если встретится нам девочка, чьё сердце переполнено любовью так, что ни о чём ином и думать она не может, мы сразу сопоставляем её с шекспировской нежной, чистой и пылкой Джульеттой. Я благодарна судьбе, позволившей мне побывать в прекрасной старой Вероне и постоять под балконом, склоняясь с которого Джульетта слушала, как возносил к ней слова любви Ромео: “...если б ты от меня была так далеко, как самый дальний берег неведомых морей, то за таким сокровищем я б смело в путь пустился”. Удивительно, но и сейчас, столетия спустя, воспринимаем мы юных влюблённых как живых и знаем: главный герой бессмертной пьесы Шекспира - это любовь! И вот ещё один подарок фортуны: Американский Театр Балета, прославленный АБТ, почитающийся одним из лучших балетных коллективов мира, открыл нынешний сезон, жемчужиной которого стал балет на все времена - прокофьевский шедевр “Ромео и Джульетта”.

 

Но сначала несколько слов о знаменитом театре. Конечно же, в нашей газете читаете вы блистательные очерки Нины Аловерт, профессионального балетного критика, балет и его театры знающего глубинно. Поэтому и АБТ вам, разумеется. знаком. Но всё же напомню, очень, естественно, коротко. В 1926 году знаменитый танцовщик и хореограф Михаил Мордкин, бежавший из объятой пламенем красного террора России и добравшийся до спасительной Америки, вместе с такими же русскими беглецами создал балетный коллектив. Потом “Балет Мордкина” получил статус театра, а в 1956-ом, на новом витке своего развития, стал Американским Театром Балета, престиж которого в мировом искусстве балета незыблем. Театр патронируют и финансируют ряд могущественных корпораций, как, например, химический и финансовый гигант Мэлона, множество других компаний и просто богатых, да и вовсе небогатых балетоманов. Оттого может этот театр приглашать на свою сцену лучших из лучших - балетмейстеров, дирижёров, театральных художников, танцовщиков... Оттого так подвижен и многогранен репертуар театра, оттого столь удачна постановка именно “Ромео и Джульетты”, спектакля, требущего не только филигранного владения языком танца и перевода на этот язык сложнейших, запутанных, перерастающих в трагедию драматичнейших ситуаций, великим драматургом предложенных, но и, наравне с виртуозным танцем, - игры хорошего драматического артиста. И - соответственно - постановщика, совместившего в себе дар балетмейстера и режиссёра. Каким и стал Кеннет МакМилан.

Есть ли на свете режиссёр, не мечтающий хотя бы приблизиться к Шекспиру? Чтобы охарактеризовать его, величайшего из великих, достаточно привести необычайно ёмкие слова Виктора Гюго: 

“Шекспир - это жизнь и смерть, холод и жар, ангел и демон, земля и небо, мелодия и гармония, дух и плоть, великое и малое... Но всегда истина”. И именно истинность того, что мы видим, что так правдиво показано нам - любовь и смерть, юная дружба и застарелая вражда, красота преданности и уродство мести - всё это проявлено, выявлено столь же гениальной, как и шекспировские тексты, музыкой Сергея Прокофьева, прицельно балетной музыкой. Два гения встретились, протянув друг другу руки через века, и оттого так велика ответственность постановщика, дерзко пришедшего на сцену с их великим творением. Думается, МакМилан мог бы повторить слова одного из первых хореографов “Ромео...” (в 1946-ом, в Большом театре) Леонида Лавровского: “В создании хореографического образа спектакля я шёл от идеи противопоставления мира Средневековья миру Возрождения, столкновения двух систем мышления, культуры, миропонимания. Это определило архитектонику и композицию спектакля”. 

Использовал ли МакМилан что-то от ставшей классикой редакции Лавровского? Какой-то отсвет, как, впрочем, и у других постановщиков, наверняка есть, но в целом - спектакль оригинален, в нём подчас на интуитивном уровне реализовано собственное видение балетмейстера-режиссёра. И, что очень важно, - духовное и мысленное его единение с замечательным театральным художником Николасом Георгиадисом.

Поразительно, как оформлен этот спектакль! В нём живёт шекспировская истинность эпохи. Не приходится сомневаться, что не один час провёл сценограф-костюмер в галереях музея Метрополитен у полотен старых европейских мастеров. Оттого и дано нам увидеть будто ожившие фрески Джотто, архитектурные изыски Донателло и Брунелески, особенную коричневато-красную палитру Мазаччо и в красках просыпающейся площади (под безумствующее прокофьевское Аллегретто) и в интерьерах, и в одежде горожан. А сами костюмы! Каждый продуман, выверен, исторически и художественно достоверен, помогая выявлению характера, личностных качеств каждого персонажа. Причём касается это отнюдь не только героев заглавных, но и артистов кордебалета.

Кордебалет АБТ! Без всякого преувеличения его можно назвать лучшим в мире современного балета, сравнив, разве что, с кордебалетом Большого в звёздные его времена, когда был он “впереди планеты всей”. Профессионализм, умение слушать и слышать музыку, подчиняться ей и воле хореографа, танцевать в ансамбле, ансамбль этот не разрушая, и вносить в своё исполнение драматическую компоненту, как в сцене боя, например. И даже в интермедиях. Прокофьевских интермедиях, объясняющих и проясняющих суть происходящего. Без слов.

А уж как танцуют (и как играют!) те, кому доверены роли легендарных Ромео и Джульетты. Дэвид Холлберг - танцовщик и артист класса высочайшего. Опять прибегну к цитате, на этот раз, из высказываний Марты Грэм: “Каждый танец - это некий вид лихорадки, диаграмма сердца”. График биения сердца Холлберга-Ромео - это диаграмма любви, детальный и точный её портрет. У Ромео экспрессивная чувственность подчинена вспыхнувшей негасимой, настоящей жертвенной любви. И мы, зрители, молим Всевышнего, чтобы не ушла такая любовь из жестокого и прагматичного сегодняшнего мира. И чтобы в мире нашем не перевелись настоящие мужчины. Такие - как Ромео, храбрец, верный и надёжный друг и пламенный возлюбленный. И как же, танцуя, играя, искренне и пафосно донёс это до зала Холлберг!

И точно так же, ярко и эмоционально, драматично и чувственно сыграла, да, сыграла, не говоря уже о великолепном, на грани человеческих возможностей, танце талантливая наша землячка Полина Симеонова. Она показала танец одухотворённый, изящный, изобразительно лаконичный. Осиянный чувствами и мыслью. Показала женщину, сумевшую полюбить так, что потеря любимого стала для неё равносильна смерти. 

Я не оговорилась, сказав, что замечательно станцевала и сыграла она любящую женщину. Потому что показать трогательную, лишь зарождающуюся юность и наивность Джульетты-девочки (ей ведь всего-то 14!) Симеоновой в полной мере не удалось.

О спектакле можно было бы говорить бесконечно. О том, как показана рождённая ненавистью борьба кланов, втягивающая в свою орбиту и молодёжь, и приближённых, о внутрисемейных конфликтах, о том, что лишь смерть смогла усмирить этот дух вражды. Но ещё обязательно надо назвать имя Джареда Мэттьюса, блистательно станцевавшего Меркуцио, друга Ромео. 

Перед нами предстал жизнелюбивый весельчак, дерзкий и прямодушный, готовый защитить честь друга, вплоть до того, чтобы пойти ради него на смерть. Как и сам Ромео. Как и Джульетта. “У бурных чувств неистовый конец”.