Быть или не быть?

Как вы относитесь к профессиональным палачам? К тому, кто, не испытывая лично к вам никаких отрицательных эмоций, как говорится, «ничего личного», загоняет иголки под ногти, живьем сдирает кожу, причиняет нечеловеческие, адские муки?
И не только физические...
Когда лежишь весь в дерьме и, умирая от стыда и унижения, ждешь, когда самые близкие и родные, скрывая отвращение, помогут тебе...
Когда сама жизнь становится невыносимой пыткой, а любое облегчение только на короткое время.
Когда ежесекундно ждешь возвращения боли, возвращения бесконечной пытки.
Когда понимаешь, что спасения нет и не будет.
Когда жаждешь смерти и молишь о ней, как об избавлении от нестерпимых страданий.
Но и это не все...

Есть еще более невыносимое. Страдание и боль близких. Самые сильные люди, вынесшие самые страшные пытки, ломались, видя мучения близких и родных. Понимая, что ты и только ты – источник и причина мучений самых дорогих тебе людей.
Почему высшим милосердием было оставить тяжелораненому пистолет с одним патроном или гранату? Такого человека мы воспринимаем как героя... Он, пуская себе пулю в лоб  или взрывая гранату, находит способ уйти от боли, от пыток, которые ждали его, попади он в плен...

Все то, что вы сейчас прочли, – краткое, тезисное изложение того, что слышал я сам от неизлечимо больного человека. Человека со здравым рассудком и безупречной логикой.

Неважно, чем был болен этот человек. Важно другое – он постоянно испытывал нечеловеческую боль. Все обезболивающие и опиаты приносили небольшое облегчение на пару часов, только для того, чтобы он мог уснуть. И врачи, и семья, и он сам знали, что осталось совсем немного – месяц, от силы - полтора. Он прожил 48 дней.
48 дней беспрерывной пытки.

За эти дни, наблюдая его мучения, жена получила сильнейшее нервное расстройство и превратилась в старуху. У дочери, 24-летней девушки, появились седые пряди...
Этот человек умолял о помощи, умолял об эвтаназии. Ему отказали.
Это тех, кто отказал ему в этом последнем милосердии, он называл палачами.

Я всегда был убежден, что чем выше уровень государства, тем выше уровень милосердия. Я имею в виду не уровень медицинского обслуживания, а именно милосердия.

Я всегда был уверен, что в правовом демократическом государстве, каким является Америка, должны полностью соблюдаться права отдельно взятой личности. Понятно, что до тех границ, пока эти права не противоречат правам других, отдельно взятых личностей.
Понимаю, что ошибался в обоих случаях. Потому, что глубоко убежден в том, что если у человека есть право на жизнь, то есть и право на собственную смерть. Хотя бы в том случае, когда жизнь перестает быть жизнью и превращается в пытку. Если человек не принимает самого себя, если его жизнь – источник его мучений, то она перестает быть жизнью.

Прошу простить меня за несколько некорректное, но весьма показательное сравнение. Все знают, что человек очень привязывается к братьям своим меньшим – собакам и кошкам. И если для избавления животного от невыносимых страданий, вызванных травмами, несовместимыми с жизнью, тяжелыми хроническими заболеваниями, необходимо его усыпить, мы идем на этот шаг.

Поймите, я ни в коем случае не сравниваю человека с животным. Я говорю только о сострадании. О том, что мы готовы быть милосердными по отношению к животным и не всегда распространяем это милосердие на людей.

Как вы, уважаемые читатели, знаете, у эвтаназии имеются свои противники и свои защитники. Одним из основных, последовательных и самых непримиримых противников эвтаназии является церковь. С точки зрения церкви, эвтаназия - самоубийство, а значит, непростительный грех. Для верующего даже предсмертные страдания - благо, потому что это искупление грехов. Самоубийство - шаг отчаяния, отказ от веры и Бога. А надежда на чудо, на то, что медицина вдруг совершит прорыв и человек будет спасен, должна быть всегда.

Надо отметить, что сторонники эвтаназии, а их – большинство, практически во всех цивилизованных странах мира, намного убедительней.
- Российский детский хирург, член-корреспондент АМН РФ профессор Станислав Долецкий:
“Эвтаназия, безболезненная смерть - это милосердие, это благо. Вы видели когда-нибудь страшные мучения и боли, которые приходится терпеть множеству больных раком, инсультникам, парализованным? Вы видели, вы чувствовали боль матерей, у которых родился ребенок-урод, причем урод с неизлечимой патологией? Если да, вы поймете меня”...

Борьба за жизнь пациента, вопреки существующим догмам, справедлива только до того, пока существует надежда, что спасение возможно. Когда же этой надежды нет, она утрачена, встает вопрос о милосердии, которое и проявляется в эвтаназии. Гуманный врач - это врач, который, несмотря на устоявшееся мнение, если не в состоянии творить добро (излечить), хотя бы устраняет зло (невыносимые мучения).

Так все-таки быть или не быть?
И почему ответ на этот сакраментальный вопрос должен давать не сам больной человек, а некие законодательные акты и юридические рассуждения? Законы принимаются здоровыми людьми, а умозрительные юридические дебаты не имеют никакого отношения к физическим страданиям конкретного человека.

На самом деле во всех цивилизованных странах эвтаназия применяется независимо от того, разрешена она законом или нет. По данным Американской медицинской ассоциации, в больницах США ежедневно умирает 6 тысяч человек, большая часть которых уходит из жизни добровольно с помощью медперсонала. В отделении интенсивной терапии госпиталя Сан-Франциско у 5% больных (что составило около половины умирающих) отключалась система жизнеобеспечения. Как правило, это решение принимает врач с семьей пациента, хотя обязательным условием является добровольное решение самого больного. Это так называемая «пассивная эвтаназия». Когда врачи, переставая поддерживать жизнь, дают организму возможность естественного угасания.
Но такое состояние «угасания» может продлиться достаточно долго. Продолжая доставлять человеку физические и моральные муки.

А теперь, посмотрите, ЧТО КОНКРЕТНО является реальными преградами на пути разрешения эвтаназии.
Кодекс Американской медицинской ассоциации (АМА) гласит, что врачи никогда не должны прерывать жизнь.
Но, несмотря на это, врачи «не обязаны продлевать жизнь, прилагая исключительные усилия, когда восстановление здоровья невозможно».

Получается, что АМА делает два различия. Первое – между убийством и позволением умереть – заключается в том, что убийство запрещено законом, а позволение умереть разрешено. Второе – это отличие «исключительных усилий» от обычных. Так, например, использование дорогой системы поддержки жизни для тяжёлого коматозного пациента считается чем-то исключительным. Так где же здесь нравственность и мораль?

Вместе с тем существуют юридически подтвержденные два условия осуществления эвтаназии «в случаях установления, что в обозримый период времени смерть не наступит:
а) если значительные физические и моральные страдания невозможно устранить известными средствами и
б) если болезнь неизбежно приведет к деградации личности».
Казалось бы, общество и законодатели поняли, что милосердие и гуманность должны превалировать в тех случаях, когда медицина не в состоянии вернуть человека к полноценной жизни без «физических и моральных страданий».
Казалось бы...
А теперь, уважаемые читатели, будьте особенно внимательны...

Еще в 1977 г. в Калифорнии после долгих лет обсуждений на референдумах был принят первый в мире закон «О праве человека на смерть», по которому неизлечимо больные люди могут оформить документ с изъявлением желания отключить реанимационную аппаратуру.
Однако официально воспользоваться этим законом до сих пор никому не удалось, так как одним из условий осуществления эвтаназии должно быть заключение психиатра о вменяемости пациента, а Американская ассоциация психиатров запрещает своим членам участие в подобных процедурах. Другое обязательное условие состоит в том, что проводить эвтаназию должен врач, что также невозможно, поскольку Американская медицинская ассоциация приняла решение о запрещении своим членам участия в эвтаназии.

Таким образом, формальное разрешение эвтаназии блокируется самими внутрикорпоративными медицинскими инструкциями.
Так где же гуманность и милосердие?