“О люди, люди, порожденье крокодилов

История далекая и близкая

Ни одно, самое жестокое и кровожадное животное на планете не мучает свою жертву, прежде чем убить и съесть.
Умышленное причинение страданий существу одного с тобой биологического вида – свойство, присущее только человеку.
И если Homo Sapiens – Человек Разумный - является Венцом Творенья, то одно из двух: либо он НЕ СОЗДАН «по образу и подобию», либо он не Венец, а отход творенья. Попросту – дерьмо!
Еще до создания письменности, в те библейские времена, когда информация передавалась из уст в уста, уже тогда  наряду с охотничьими уловками и секретами изготовления оружия люди хранили сведения и приемы пыток.
Аборигены Америки, Африки, других континентов украшали себя скальпами и отрезанными ушами своих врагов.
Давно это было...
С тех пор человечество далеко шагнуло вперед. От примитивного лука со стрелами до скорострельного автоматического оружия, управляемого на расстоянии. От «греческого огня» – к атомной бомбе.
От варварского сажания на кол до глубоко продуманных психологами пыток. Не только тела, но и души.
Впрочем, если сажание на кол – «всего лишь» мучительная казнь, то пытка не должна была вести к смерти. По крайней мере, не к быстрой смерти.
Пытка – путь к дознанию. К некоему ценному знанию того, чего не знает пытающий и, что по его мнению, скрывает пытаемый. Другими словами, - путь к информации.
Вот, именно о ней, о самом ценном в наше время, – об информации, я и предлагаю поразмышлять.
И о том, какой ценой и какими методами эта информация добывается.

Информацию можно купить, можно украсть, можно добыть и можно выбить.
Купить – дорого, украсть – нужны специалисты и профессионалы, добыть  – нужны незаурядные мозги, а выбить – всего-навсего обыкновенные палачи.
Чего проще – найди человека, который в детстве тайком мучил животных, обучи его методам, известным человечеству с незапамятных времен, надень на него форму, облеки полномочиями и – готово! Идеально, если этот человек знает язык того, которого пытает, великолепно, если у него комплекс неполноценности, и совсем сказочно, если он к тому же несколько дебиловат. Настолько, чтобы с довольной рожей фотографироваться рядом с жертвой. Что-то типа рядовой Линди Ингланд из тюрьмы Абу Грейб. На таких «стрелочниц» чрезвычайно удобно впоследствии все списывать...
Итак, продолжим...
Одна из основных опасностей сегодняшнего дня – терроризм во всех его видах и проявлениях.
Давайте порассуждаем, когда человек становится террористом и когда его необходимо остановить?
Можно ли арестовывать человека за мысли о теракте?
Если ДА, то как узнать об этих мыслях до того, как они были кому-то озвучены? Является ли мысль криминальным действием, за которое нужно хватать, пытать и судить?
Если я в сердцах после получения очередного тикета выругался вслух и сказал «взорвать их всех к той самой матери!», является ли это «умыслом на совершение террористического акта»?
Если кто-то регулярно читает в интернете рекомендации по изготовлению взрывчатки, НО НИКОГДА НЕ ДЕЛАЕТ ПОПЫТОК ЕЕ ИЗГОТОВИТЬ, следует ли считать его потенциальным террористом?
Если человек занимается боевыми восточными единоборствами, учится стрелять в многочисленных стрелковых клубах, умеет водить автомобиль в экстремальных условиях - значит ли это, что он готовит себя в террористы?
Если я прочел тысячу детективов об ограблении банка, а среди игрушек моих внуков есть детский пистолет, значит ли это, что я собираюсь ограбить банк? И вообще можно ли обвинять человека в подготовке к преступлению, если преступление не совершено?
С другой стороны, если сидеть сложа руки и ждать, когда кто-то взорвет, убьет, ограбит, и только потом арестовывать и судить за уже совершенное преступление, жертвам (а их могут быть тысячи...) от этого не легче...
Следовательно, необходим постоянный контроль над теми, кто своим поведением, высказываниями, подготовкой  внушил подозрение в возможном антиобщественном действии. И предотвратить это действие.
В этом - в контроле и предотвращении, как я понимаю, и заключается задача спецслужб.
На их стороне Государство, Закон, самые последние достижения науки и техники, спецсредства, о возможностях которых скорее всего мы даже не подозреваем, огромное финансирование, уважение и поддержка общества. Они прослушивают телефонные разговоры и контролируют электронную почту, они имеют право установить негласный контроль за каждым шагом и каждым вздохом ЛЮБОГО ЧЕЛОВЕКА.
На их стороне паспортные контроли на границах и таможнях, заградительные стены и колючая проволока, сотни миллионов глаз и ушей бдительных граждан, сообщающих о возникших подозрениях...
Кто еще обладает такими возможностями, правами и полномочиями?!
Против них – несколько сотен террористических организаций, полумифический Осама бен Ладен, полукустарные мастерские по изготовлению взрывчатых веществ.
Против них те, кто скрывается, кого скрывают, кого ненавидят и боятся.
Не могу с полной уверенностью сказать, что войну с террором мы выигрываем с разгромным счетом...
На мой взгляд, само понятие «следователь, разведчик» подразумевает необходимость «ведать», т.е. знать и «следовать», т.е. идти по следу.
Во всех случаях приоритетную роль играют человеческий фактор, умение анализировать и тщательно просеивать полученную информацию.
Сейчас, когда прослушиваются телефонные переговоры с абонентами за рубежом, специальная программа “отлавливает” ключевые слова типа «взрыв», «бомба», «теракт», «минирование» и пр. Всего около полутора сотен... Абоненты, в разговорах которых промелькнули подобные термины, находятся под контролем. Не думаю, что благодаря этой программе раскрыты террористические центры в США...
Скорее всего, под таким контролем нахожусь и я сам. Неоднократно по телефону утверждал, что мой младший внук, которому 2 годика, «законченный террорист»...
Прослушивание, подглядывание, контроль багажа и пр. осуществляются беспристрастной техникой. Но анализировать все это должны люди с мозгами!
Рассматривая просчеты американских спецслужб, Збигнев Бжезинский  еще несколько лет назад утверждал:
«Допущенные ЦРУ просчеты произошли главным образом из-за того, что почти вся тяжесть наблюдения была переложена на технические средства разведки. А многолетняя практика учит - такого рода односторонность не позволяет постигнуть суть глубинных процессов, особенно если они происходят в закрытых структурах. Только глубоко внедренная и законспирированная агентура способна своевременно предупредить об опасности».

Ладно, оставим в покое Бжезинского, технические средства наблюдения, осмотр дамских сумочек и мужских носков в аэропортах и изъятие бутылочек с детским питанием как возможного компонента взрывчатого устройства...
Вернемся к информации о том, какими способами она «извлекается» из подозреваемых.
Естественно, на допросах.  Цель любого допроса – добиться истины. Либо подтверждения обоснованности подозрения, либо... Как раз  это второе «либо» мало кого интересует. Следователь считает делом чести не столько установление истины, сколько подтверждение своей версии виновности.
Любой ценой. Как правило, пыткой!
Совсем недавно, в начале апреля 2008 г., как сообщает Associated Press, «Пентагон обнародовал инструкцию, которая позволяла применять к подозреваемым в терроризме жесткие методы допроса. В этом документе отмечалось, что в военное время власти президента страны достаточно для того, чтобы не обращать внимания на международный запрет пыток заключенных».
Обратите внимание на отдельный абзац этой инструкции, в котором говорится, что «до тех пор, пока дознаватели не указывают в протоколах свое намерение пытать допрашиваемого, они могут применять к нему “жесткие методы допроса”». (Pentagon releases memo on harsh tactics - Associated Press.)
Другими словами, пытать можно, но протоколировать это – ни в коем случае!

Вокруг дилеммы «пытать не пытать» разгорелись нешуточные страсти. В немалой степени основанные на элементарном вранье.
В частности, президент Джордж Буш отрицал, что США применяют пытки в Афганистане, на базе Гуантанамо и в Ираке. А через пару недель после этого утверждения министр обороны Дональд Рамсфельд признал, что пытки применялись. Так кто же лгал: министр обороны - президенту или президент – стране?!
Не прошло и полгода (конец 2007 г.),  как Палата представителей Конгресса США одобрила законопроект, запрещающий ЦРУ «применять пытки и унижать задержанных во время допросов». Все спецслужбы мгновенно встали на дыбы и заявили, что только пытки обеспечивают безопасность страны. Подействовало...
«Президент Джордж Буш наложил вето на законопроект, запрещающий сотрудникам ЦРУ применять пытки при допросе подозреваемых в террористической деятельности, т.к. ...подобный закон лишит спецслужбы одного из наиболее полезных инструментов в борьбе против терроризма».
По словам самого Буша, выступавшего по этой теме ранее, отмена пыток снизит способность руководства страны противостоять возможным терактам в будущем.

Сторонники запрета пыток считают, что пытки не только аморальны и постыдны, но и не приносят сколь-нибудь достоверной информации.
В качестве доказательства своих слов они приводят выдержку из Устава армии США, в котором говорится, что жесткие методы ведения допроса являются “не лучшей практикой, приносящей ненадежные и даже способные навредить результаты, так как способны побудить допрашиваемого говорить то, что, как он думает, следователь желает услышать.
Многие мои коллеги–журналисты считают, что пытки, если речь идет о безопасности страны, уместны и приносят ощутимые результаты. Оставляю на их совести утверждение об «ощутимости результатов». Хотя и очень любопытно, откуда они узнали об «ощутимости» и кто их проинформировал о «результатах»?
Официальные инструкции гласят: «Цель допроса состоит в получении полных и объективно отражающих действительность показаний».
О какой объективности и достоверности может идти речь под пыткой?!
Страх перед болью сильнее страха смерти.
Полностью согласен! Но не всегда только боль или ее ожидание применяются в качестве самой изощренной пытки.
Психологическая боль эффективнее физической, говорится в специальном учебнике для американских военных следователей. “Угроза насилия обычно ослабляет или разрушает сопротивление эффективнее, чем само насилие. Физические страдания часто приводят к ложным признаниям, тогда как психологическая боль подрывает силу внутренней мотивации”.
Достаточно сказать подозреваемому мусульманину, что он будет изнасилован на глазах у своей жены и детей, чтобы он признался в чем угодно.
Я был знаком с человеком, который «признался» в убийстве милиционера после того, как на его глазах трое ментов насиловали его жену и пригрозили поступить точно так же с его 13-летней дочкой. При всем том, что эти «следователи» ТОЧНО ЗНАЛИ, что этот человек ни в чем не виновен!
Я глубоко убежден, что ЛЮБОЙ СТОРОННИК ПЫТОК ПРИЗНАЕТСЯ В ТОМ, ЧТО ХРАНИТ ЯДЕРНУЮ БОМБУ ПОД КРОВАТЬЮ В СВОЕЙ СПАЛЬНЕ, ЕСЛИ У НЕГО НА ГЛАЗАХ ПЫТАТЬ ЖЕНУ, ДЕТЕЙ, ВНУКОВ!
Насколько я знаю, пойманных террористов судят. Раз судят - значит они находятся в правовом поле. Их никто не объявлял вне закона. Следовательно, закон обязывает доказать их вину, их причастность в подготовке или совершении преступления. Искать (и находить!) факты, а не домыслы и предположения - сложная и кропотливая работа. Это не тикеты на автомобили крепить и не «пушеров» по улицам отлавливать. Намного проще - голову в мешок с водой, и... готово. Явки, пароли, контакты. Все по Вышинскому: признание - королева доказательств!
Признания в правовом государстве   не имеют высшей доказательственной силы. Поэтому у нас не карательная машина, а правосудие. По крайней мере, в это хотелось бы верить...
Повторяю: любой допрос с применением пытки или без нее преследует конкретную цель - получение необходимой и достоверной информации. В этом случае следователь должен быть убежден, что допрашиваемый как минимум владеет той информацией, которая нужна следователю.
А если не владеет? Если не может ответить не потому, что скрывает, а потому, что действительно не знает? Что тогда? Пытать «на всякий случай»?
Одобрение пытки как практики дознания основано на допущении, что вина допрашиваемого заранее очевидна и не требует доказательств, то есть жертве отказано в праве на презумпцию невиновности. Но если «вина очевидна», то судите и наказывайте!
Кстати, один из тех, кого не назовешь профаном, ветеран ЦРУ и военно-морской разведки Питер Брукс, пишет в Chicago Tribune: «Пытка и другие крайние меры дознания могут в действительности быть контрпродуктивными и давать искаженную информацию командирам на поле сражения. Допрос - это искусство и наука добывания информации достоверной и в краткие сроки, максимального объема, полезной для военных операций».
Допрос, по его мнению - это «игра ума» между следователем и допрашиваемым. Сила, как говорит опыт, может производить информацию сомнительного качества. Она побуждает допрашиваемого «выбалтывать» что попало, лишь бы угодить следователю, в силах которого смягчить или прекратить пытку.
Если бы сторонники пыток меньше били себя в грудь и апеллировали к безопасности и патриотизму, а больше учились, то они бы узнали:
- что действовавший в Германии Устав Карла V предписывал судьям не подвергать никого пытке, пока не будет достоверно доказано событие преступления, а против подозреваемого не соберут достаточных улик;
- что Вольтер и французские энциклопедисты писали, если вина не доказана, то применение пытки незаконно, так как нельзя истязать невинного;
- что ограничить применение пытки пыталась и Екатерина II, которая писала: “... всякий пытанный в горячке и сам уже не знает, что говорит”. А в наказе, который императрица дала составителям нового уложения, пытка определялась, как “надежное средство осудить невинного...”;
- что пытки полностью были запрещены Александром I, который требовал, чтобы “самое название пытки, стыд и укоризну человечеству наносящее, изглажено было навсегда из памяти народа”. (Указ Александра I “Об уничтожении пытки” от 27 сентября 1801 года)
Не думаю, что парламентарии, ратующие за применение пыток во время допросов подозреваемых, хотя бы приблизительно знакомы с этими и многими другими историческими фактами. Что тогда говорить об «исполнителях сольных номеров», позирующих на фоне своих жертв?
Из американских тюрем Гуантанамо и Абу-Грейб самими американцами было выпущено немало людей, которые, как оказалось, ни в чем не виновны. Сколько они там пробыли? Без адвокатов, без предъявления обвинения, без возможности защитить себя?
Кстати, информация о «точном месте нахождения химического оружия» в Ираке была получена разведкой благодаря «жестким методам допроса». Где это оружие? Было ли оно в действительности или вывезено из Ирака под носом у той же разведки? Где те «танковые армады» Саддама, фотографии аэрофотосъемок которых показывали Бушу, где «передвижные химические лаборатории», о которых были «достоверные сведения пленных»?
Американские чиновники утверждают, что пытки приносят результаты. Абу Зубайдан из “Аль-Каеды”, говорят они, в ходе “интенсивного допроса” сообщил о планах по созданию грязной бомбы. Для этого не надо было допрашивать Абу Зубайдана. Спросили хотя бы меня, и я без всяких «интенсивных допросов» со 100% достоверностью сказал бы, что ПЛАНЫ создания «грязной бомбы» вынашивает ЛЮБАЯ террористическая организация. Дешевле обошлось бы...
Кстати, о «выведанных тайнах»...
Кто разгласил информацию о тайных тюрьмах США, о самолетах с узниками, которых «тайно» перевозили в другие страны? Как просочилась информация «секретного» Меморандума, подготовленного министром обороны Дональдом Рамсфельдом, в котором говорится, что в случаях, когда речь идет о национальной безопасности, правительственные агенты, пытавшие и даже убивавшие заключенных, президентской властью освобождаются от ответственности?
Что, кто-то пытал Рамсфельда?
При всем этом главный гражданский юрист Пентагона Вильям Хейнс публично утверждает, что все допросы проводятся “в соответствии” с международной конвенцией о пытках.
Конвенция ООН гласит, что пытки - это “любое действие, причиняющее боль или страдания, физические или душевные”.
Как легко убедиться на примере Вильяма Хейнса, врать можно не только под пыткой, но и от «чистого сердца».
Ну так как, уважаемые читатели, что поддерживаем - применение пыток или применение мозгов?