Левон Оганезов: Я предпочитаю одиночество

Левон Оганезов – личность легендарная хотя бы потому, что он, пожалуй, единственный Народный артист России пианист-аккомпаниатор, имя которого не менее популярно, чем имена артистов, с которыми он выступает. Но Левон Саркисович не только самый знаменитый концертмейстер российской эстрады, он ещё и аранжировшик, композитор, ведущий многих телевизионных программ, актёр, снявшийся в нескольких кинофильмах, замечательный конферансье, а также музыкальный директор и руководитель собственного музыкального ансамбля, с которым гастролирует по странам-континентам.

 

- Вы приехали в Америку с концертами или в отпуск  - повидаться с дочками и внучками?

- Я специально взял концертную паузу, потому что долго не смогу их навестить из-за плотного концертного графика. 

- Слушая Ваши выступления как пианиста и конферансье, видя, сколько темперамента Вы вкладываете в эти концерты, возникает вопрос: у Вас на жизнь вне сцены остаётся энергия?

- Конечно, ведь вкладывая в работу свой темперамент, я получаю больше, чем отдаю. Отдача публики подпитывает энергию артиста. А иногда  требуется не темперамент, а исключительно мастерство – вот именно такие концерты приносят наибольшее удовольствие.

- Ваша невероятная карьера пианиста-аккомпаниатора и шоумена – абсолютное исключение из правил. Ведь не секрет, что студентов консерватории ориентируют на сольную карьеру; ансамблевая или концертмейстерская нередко воспринимается как творческая неудача. 

- Я должен возразить. Если нас на что-то и ориентировали, то только на бесконечные занятия. Чтобы исцелить страх перед сценой, нас выпускали на неё как можно чаще. На концертах и зачётах сидела вся профессура. В принципе, это как в спорте: должна выработаться привычка, иммунитет к страху перед публикой, а остаться – здоровое волнение и азарт.

- Многими журналистами повторяется история о том, как Вы, лауреат нескольких фортепианных конкурсов, в один момент изменили направление своей карьеры: Вас попросили заменить заболевшего концертмейстера в выступлении, состоявшемся в Колонном зале, после чего Вы и решили поменять амплуа. Честно говоря, мне эта версия кажется странной. Слабо верится, что после стольких лет пребывания в классике всего одно выступление, пусть и на такой престижной сцене, могло так круто изменить Вашу жизнь. Что-то здесь не так... 

- Да, действительно, всё случилось немного иначе. Нет, концерт, в Колонном зале, где я аккомпанировал тенору Михаилу Александровичу, подменяя заболевшего пианиста, действительно был. Но выступать с солистами я начал задолго то того. Мы очень много занимались ансамблевой игрой и в школе, и в училище, и в консерватории.

- Подождите, зачем вообще Вам нужно было ещё и музучилище? Вы же учились в ЦМШ, после окончания которой можно было поступить непосредственно в консерваторию. А Вы зачем-то сделали такой «зигзаг».

- Школа - это школа: форма, детство и никакого профессионального диплома, дающего право работы. А училище – это уже взрослая жизнь, свобода, и в то же время – ответственность. Так что после восьмого класса ЦМШ я ушёл в Мерзляковское музучилище, а потом – за своим педагогом, - в училище им. Ипполитова-Иванова. Уже тогда меня попросили аккомпанировать на уроках, так что практика аккомпанемента у меня накопилась солидная, и что интересно – бессознательная, и когда пришлось играть в концертах, у меня не было проблем, потому что я практически всё умел. А в концертной организации я начал работать ещё в годы учёбы в училище, и в консерваторию поступил уже работающим и гастролирующим концертмейстером. Так что Вы правы, решение не возникло спонтанно во время вытупления в Колонном зале. 

- Интересно, как восприняли педагоги такую перемену в карьере?

- У меня были великие педагоги. К примеру, первые полтора года в консерватории я учился у Владимира Владимировича Софроницкого, композицию изучал в классе Юрия Александровича Шапорина. И сокурсники мои стали всемирно известными музыкантами: Наташа Гутман, Вика Постникова, Володя Крайнев, Таня Акопян, Коля Петров (он был на курс старше). А классику я никогда не оставлял. Я и сегодня могу среди ночи, в свои 72 года, сыграть Третий и Четвёртый концерты Бетховена, концерты Моцарта, первый концерт Рахманинова. 

- Для того, чтобы получился ансамбль, а не просто совместное выступление, вы с вокалистом должны находиться на одной волне. Были случаи, когда одной волны не получалось?

- Я позволю себе нескромно заметить: насчёт трактовки исполнения со мной никто не спорил. 

- Необходимо ли эстрадному певцу музыкальное образование?

- Безусловно. Сегодня среди эстрадных артистов слишком много людей, плохо знающих ноты. Но знаете, встречаются самородки с таким внутренним чутьём, которому ни в какой консерватории научиться невозможно. Понимаете, о чём я?

- Конечно. Это как врождённый алгоритм. Ведь и в литературе – то же самое: диплом литинститута – вовсе не гарантия вкуса, таланта и умения сочинять.

- Согласен. Однако, должен добавить, что когда музыкант без образования играет или поёт то, что требуется, ему цены нет. Но если он начинает руководить профессионалами, то это уже проблема. А классическое образование – всегда на пользу. Вот мне классика помогает играть, но мешает сочинять музыку.

- Почему? Вы что, ловите себя на невольном плагиате?

- Именно. Все, кто по-настоящему учились, зомбированы прослушанной и выученной музыкой. На примере многих известных эстрадных песен видно, что авторы вольно или невольно заимствовали темы у классиков. 

- Например.

- Например, третья часть шестой сонаты Бетховена и футбольный марш Блантера.

- Ну, классики у классиков тоже заимствовали, и тоже ненамеренно.

- Безусловно: у Бетховена есть кусочки из Баха, да и у Вагнера тоже.

- Работая с молодыми артистами, Вы видите связь поколений? Есть разница между советской эстрадой и шоу-бизнесом?

- К моему сожалению, те, кто ищет новую музыку, её не находят, потому что тон, в смысле нового звучания, задают Америка и Англия, и уже много десятков лет именно эти страны диктуют свой вкус. Что касается современных российских шоу-композиторов, то они продали душу дьяволу. Была эпоха советской песни, начавшаяся песнями братьев Покрасс и закончившаяся гениальным Марком Минковым. Сейчас случаются единичные шедевры.

- А вот так, навскидку, назовите песню, которая на Ваш взгляд – настоящий хит.

- Ну, например, «Калина красная» Яна Френкеля, которую многие считали и считают народной песней. С ней в своё время произошёл казус. Великий дирижёр Евгений Светланов, который, кстати, был гениальным пианистом: у него были огромные руки, огромные мозги и вообще интеллекта хватало на четверых, написал «Русскую симфонию», во второй части которой использовал тему «Калины красной» со сноской – русская народная песня. В коридоре Дома композиторов его как-то встретил Френкель и упрекнул, - ты бы мог хоть указать автора этой «народной» песни. 

– А кто автор? 

– Я. Понимаете, это ведь комплимент для автора.

- Конечно. Особенно когда композитор с «исконно русским» именем - Ян Абрамович Френкель, пишет песню, которую поют в каждом колхозе и на всех застольях. Но раз уж Вы вспомнили Светланова, признаюсь, я не знала, что он был настолько хорошим пианистом.

- Да что вы! Если бы он поставил перед собой цель сделать карьеру пианиста, с ним мало кто мог бы конкурировать.

- Может быть, когда человек одарён многогранным талантом, ему сложнее выбрать. Вот как подумаешь, что, не стань он во главе ГАСО может, жил бы дольше.

- Да, этот оркестр, вернее, его инициативная группа, выжила Светланова, а вскоре у него случился инфаркт.

- История имеет обыкновение повторяться. Марка Горенштейна, который девять лет стоял во главе ГАСО и который, кстати, был инициатором присвоения оркестру имени Светланова, тоже выжили, и тоже – со скандалом.

- Горенштейн – очень хороший музыкант, фанатично преданный своей профессии дирижёр, и более того, великолепный репетитор. Он сам – оркестровый скрипач и потому умеет оттачивать штрихи; он абсолютно точно знает, чего хочет от оркестрантов и знает, как этого добиться. Я бывал на репетициях и видел, насколько профессионально он работает. Другое дело, что он грубоват с музыкантами, но и Светланов тоже обладал не самым лёгким характером.

- Давайте вернёмся к эстраде. Как Вы думаете, чем объяснить такое перенасыщение в количестве музыки и дефицит – в качестве?

- Всё зависит от спроса. Каков спрос – такова продукция. Здесь нет ничего нового. Скажу без преувеличения, я был лично знаком со всеми советскими композиторами и поэтами-пессениками. Я два с половиной года писал клавиры Марку Фрадкину, дружил с Яном Френкелем, был очень близко знаком с гениальным Лёней Дербенёвым и с Игорем Шафераном – тоже изумительным поэтом. У меня есть с кем и с чем сравнивать, поэтому на ваш вопрос я отвечу так: во-первых, в России уже нет того культурного воспитания, а во-вторых, России нужна цензура, потому что эта страна без неё жить не может. Когда диктор на центральном радио или телевидении не знает склонений числительных, и, более того, даже не понимает, о чём идёт речь, когда её пытаются поправить,- это тревожно. И так во всём, и музыка не исключение: то, что раньше было нонсенсом, теперь стало практически нормой.

- Во многих интервью Вы говорили, что больше всего в музыкантах, актёрах цените профессионализм. Назовите, пожалуйста, составляющие этого понятия.

- Если говорить о вокалистах, то это чистая интонация, хорошая дикция, артистизм, чувство меры, то есть, вкус, и понимание того, что он делает на сцене.

- В одном из интервью Вы сказали, что только Олег Анофриев и Людмила Гурченко обладали патологическим музыкальным слухом и универсальными способностями. А чем патологический слух отличается от абсолютного, а яркие способности  - от универсальных?

- Вот меня музыке учили, а я только годам к двадцати научился грамотно играть на слух. А Олег Анофриев, как и Люся Гурченко, не учились в музыкальной школе и, тем не менее, подходили к роялю и подбирали абсолютно правильные гармонии. Олегу даже распеваться было необязательно; он выходил на сцену и пел. Правда, несколько старомодно. Помните, таким немного раскачанным голосом. И Людмила Марковна со своей особой манерой. Низкий им поклон. 

- Вы работали практически со всеми известными артистами театра и эстрады: Клавдией Шульженко, Изабеллой Юрьевой, Андреем Мироновым, Марком Бернесом, Львом Лещенко, Иосифом Кобзоном, Владимиром Винокуром – в газетном формате всех не перечислишь. Как Вы думаете, надо ли вокалисту уметь вовремя уйти со сцены?

- Я понимаю, о чём вы. Но если говорить о театральных актёрах, то есть 90-летний Владимир Абрамович Этуш, на спектакль которого я недавно ходил. Там играл и Юрий Яковлев, которому на днях исполнилось 85, и Люда Максакова. Это такой спектакль-эссе, где играют одни старики. Но КАК играют!. Это идеальная игра. Понимаете, всё очень индивидуально. Вот есть Ира Мирошниченко, замечательная актриса, но она уже не играет, - она просто тусуется, мелькает в разных шоу. А есть Вера Кузьминична Васильева, которая в свои 80 с лишним блестяще играет и в театре, и в антрепризе. Вообще, Вера Кузьминична – совершенно исключительная личность: она всегда доброжелательна, никому никогда не мешает, но всегда идёт своим путём. И при этом всю жизнь прожила не с тем мужем и не в том театре. Она ведь создана не для Театра Сатиры, а для Малого.

А если вернуться к вопросу об эстрадных исполнителях, то там тоже стареют по-разному. Одни продолжают приносить радость и пользу, а другие хоть уже громко объявили о своём уходе со сцены, давят тяжёлым грузом, да ещё с апломбом. 

- Задавая вопрос о своевременном уходе со сцены, я думала о Муслиме Магомаеве, который не захотел стареть на глазах своих почитателей. На мой взгляд, такой поступок, прежде всего, говорит о собственном достоинстве артиста. 

 - Да, я знал Муслима, мы выступали вместе, в 73 году ездили на гастроли на Дальний Восток. Магомаев был исключительно одарён от природы, обладал уникальным лирическим баритоном, великолепным слухом, артистизмом, прекрасно играл на рояле. Правильно ли он сделал, что ушёл и правильно ли делают те, кто поют до 80 лет? Наверное, нет. Но Иосифу Кобзону 76, причём, он не очень здоровый человек, Лёве Лещенко – 71, а они продолжают петь, и голос звучит, и народ идёт. 

- То, что народ идёт, ещё не показатель. На Магомаева бы тоже покупали билеты до последнего дня. Тут, мне кажется, дело в собственной планке и невозможности для себя опускаться ниже той, однажды установленной высоты.

- Здесь дело не только в этом. Девяностые годы пережить было непросто. Магомаеву бы переждать этот период безвластия, разрухи, невостребованности. Он не потерял форму – он потерял волю, и, как мне кажется, он не ушёл, а заперся... А вот по ассоциации –  другой артист, известный оперный певец Александр Ворошило, у которого внезапно пропал голос. Вы понимаете, какое это потрясение для певца? Какое-то время Ворошило еще продолжал работать, но потом понял, что этого делать не надо. Он занялся бизнесом и нисколько об этом не жалеет.

- Вы знакомы со многими артистами и писателями, известными своими розыгрышами: Винокур, Арканов, Ширвиндт. Наверняка, и Вы не оставались в стороне. Можете вспомнить самый удачный розыгрыш?

- Вообще-то, я довольно сообразительный, несмотря на то, что музыкант. Конечно, я могу придумать розыгрыш, но мне всегда заранее жаль жертву. Вот, например, мы разыграли покойного Женю Мартынова. Это было в Мексике, во время Универсиады. Мы с Аркановым и Винокуром проходили мимо номера Жени, а он в это время распевался. И я предложил Винокуру позвонить от имени какого-нибудь иностранного продюсера. Тот позвонил и очень убедительно предложил записать несколько песен на студии. Женя поверил и полчаса «показывал» по телефону свои песни.

- Обиделся, когда узнал?

- Нет. А лучше всех умел разыгрывать Никита Богословский. Ему в этом году исполнилось бы 100 лет. Знаете этот известный случай с башенным краном?

- Нет.

-  Богословский пригласил к себе гостей, а жил он тогда на 14 этаже высотного дома. Это важная деталь. Никита Владимирович заранее договорился со строителями, которые в нужное время подогнали кран. Ну вот, гости сидят за столом. Богословский постучал в балконную дверь, жена открыла, он зашёл в комнату и так небрежно бросает назад в пространство: «Завтра вертолёт к десяти!». Все в ужасе, а он невозмутим. Невозмутимость - вот что главное в розыгрыше.

- Поняли ли Вы с возрастом что-то такое, что хорошо бы знать в молодости?

- Опыт! И жизненный, и профессиональный. Он приходит только с годами.

- А что такое профессиональный опыт аккомпаниатора?

- Это когда написано: «соло флейты», и ты автоматически играешь тише.

- Разговоры на какую тему предпочитаете за столом в хорошей компании?

- Хорошая компания – это моя семья: жена, две дочки с мужьями, у которых мы сейчас гостим, и три внучки. А если говорить о компании друзей, то это как в шутке: за работой лесники говорят о выпивке, а за выпивкой – о работе.  Но вообще-то, я предпочитаю одиночество.

- На что Вам не хватает времени?

- На себя, на спорт, на внешний вид. Вместо того, чтобы вести здоровый образ жизни, особенно учитывая мой возраст, я постоянно в разъездах. А с ними связано много неудобств в смысле режима, питания. Правда, никто пока не доказал, что размеренный образ жизни гарантирует долголетие.

- Вот я Вам и желаю творческого и физического долголетия.

Вела интервью Зоя Мастер