МИХАИЛУ БАРЫШНИКОВУ - 60!
Культура
МИХАИЛУ БАРЫШНИКОВУ 27 января исполняется 60 лет.
Великий танцовщик, актер театра и кино, выдающаяся творческая личность нашего времени, Барышников был нашим соотечественником в свои юные годы в России и остается им и сегодня в Америке. Газета «Русский Базар» поздравляет Михаила Николаевича с той яркой жизнью, которую он уже прожил, и желает ему, чтобы еще через 60 лет он по-прежнему удивлял современников новыми творческими идеями.
В Америку Барышников приехал, когда ему было только 26 лет, но он уже был танцовщиком мирового масштаба. Поэтому ко дню его рожденья мы помещаем отрывок из письма-рецензии Бориса Александровича Львова-Анохина на фотоархив Нины Аловерт, в которой он дает характеристику первым выступлениям Барышникова на ленинградской сцене.
Б.А.Львов-Анохин был известным московским режиссером, критиком, сценаристом, автором большого количества статей, эссе о балете (ему принадлежит одна из лучших книг о Г.С.Улановой). Эрудит, эстет, интеллектуал, он любил и ценил искусство актера и танцовщика. Текст (отрывок из письма), который хранится в архиве Н.Аловерт, печатается впервые.
«...Это лучезарный образ Моцарта танца, светящегося радостью, излучающего доброту, образ абсолютной грации, ибо Барышников может всё, и кажется, что всё дается ему легко, без усилий и напряжения - отсюда это ощущение счастья творчества, детской открытости, доверчивости, готовности всего себя отдать людям, зрителям, всем, кто любит танец, способен наслаждаться им.
Фотопортрет Барышникова складывается из многих “ипостасей”. ... принц Дезире... принц-отрок, образ влюбленной, овеянной романтическими грезами и видениями юности. И совсем другой герой - Базиль в “Дон-Кихоте”. Озорной, лукавый, задиристый мальчишка, сохраняющий изящество в самых рискованных проделках, шутках и розыгрышах. Олицетворение смелости, проказ, неистощимой и опять-таки ДОБРОЙ шутливости, веселой и безобидной насмешливости. Второй акт “Жизели”. Барышников-Альберт. “Легкомысленный” мальчик, впервые познающий всю глубину раскаянья и скорби, всю меру сладчайшей муки, едва ли не смертельно ранящей, едва ли не убивающей любви. Мальчик, отрок становится юношей, впервые познавшим любовь, юношей-романтиком, менестрелем и трубадуром.
И, наконец, новые роли, созданные для него, для Барышникова – своевольный и потому безумно страдающий Блудный сын (музыка С.Прокофьева, хореография М.Мурдмаа), номер, поставленный Л.Якобсоном - “Вестрис”, образ легендарной полетности и вместе с тем чуть надменного, высокомерного жеманства балетного премьера ХVIII века, соединения танцевального гения с напыщенным тщеславием “бога танца”. И в интерпретации Барышникова моменты самого непосредственного вдохновения, пламенной увлеченности соединяются с красками иронии, юмора, тонкой и острой стилизации.
Совсем ребячливый Адам (“Сотворение мира” А.Петрова, хореография Н.Касаткиной и В.Василева) распластался в воздухе в каком-то невероятном прыжке... Он прыгает, резвится, барахтается в воздухе с таким же упоением, с каким плавают, ныряют и озорничают в воде мальчишки в жаркую погоду. И опять-таки через познание любви мальчик становится мужчиной, скорбным и гневным, сильным и мудрым.
В замкнутом, непроницаемом лице Тореро, которого Барышников сыграл в телеспектакле (“Фиеста” по Э.Хемингуэю, режиссер С.Юрский), угадывается огромная гордыня испанца, страсть, загнанная глубоко внутрь, страсть к той великой игре со смертью, которая и есть фиеста, непоколебимое мужество, стальная воля, почти фатальное бесстрашие».
Пусть ко всем восторженным словам, сказанным в Америке о гениальном танцовщике, прибавится и восхищение, написанное свидетелем его творческой юности, дошедшее из другой страны и другого века.
Великий танцовщик, актер театра и кино, выдающаяся творческая личность нашего времени, Барышников был нашим соотечественником в свои юные годы в России и остается им и сегодня в Америке. Газета «Русский Базар» поздравляет Михаила Николаевича с той яркой жизнью, которую он уже прожил, и желает ему, чтобы еще через 60 лет он по-прежнему удивлял современников новыми творческими идеями.
В Америку Барышников приехал, когда ему было только 26 лет, но он уже был танцовщиком мирового масштаба. Поэтому ко дню его рожденья мы помещаем отрывок из письма-рецензии Бориса Александровича Львова-Анохина на фотоархив Нины Аловерт, в которой он дает характеристику первым выступлениям Барышникова на ленинградской сцене.
Б.А.Львов-Анохин был известным московским режиссером, критиком, сценаристом, автором большого количества статей, эссе о балете (ему принадлежит одна из лучших книг о Г.С.Улановой). Эрудит, эстет, интеллектуал, он любил и ценил искусство актера и танцовщика. Текст (отрывок из письма), который хранится в архиве Н.Аловерт, печатается впервые.
«...Это лучезарный образ Моцарта танца, светящегося радостью, излучающего доброту, образ абсолютной грации, ибо Барышников может всё, и кажется, что всё дается ему легко, без усилий и напряжения - отсюда это ощущение счастья творчества, детской открытости, доверчивости, готовности всего себя отдать людям, зрителям, всем, кто любит танец, способен наслаждаться им.
Фотопортрет Барышникова складывается из многих “ипостасей”. ... принц Дезире... принц-отрок, образ влюбленной, овеянной романтическими грезами и видениями юности. И совсем другой герой - Базиль в “Дон-Кихоте”. Озорной, лукавый, задиристый мальчишка, сохраняющий изящество в самых рискованных проделках, шутках и розыгрышах. Олицетворение смелости, проказ, неистощимой и опять-таки ДОБРОЙ шутливости, веселой и безобидной насмешливости. Второй акт “Жизели”. Барышников-Альберт. “Легкомысленный” мальчик, впервые познающий всю глубину раскаянья и скорби, всю меру сладчайшей муки, едва ли не смертельно ранящей, едва ли не убивающей любви. Мальчик, отрок становится юношей, впервые познавшим любовь, юношей-романтиком, менестрелем и трубадуром.
И, наконец, новые роли, созданные для него, для Барышникова – своевольный и потому безумно страдающий Блудный сын (музыка С.Прокофьева, хореография М.Мурдмаа), номер, поставленный Л.Якобсоном - “Вестрис”, образ легендарной полетности и вместе с тем чуть надменного, высокомерного жеманства балетного премьера ХVIII века, соединения танцевального гения с напыщенным тщеславием “бога танца”. И в интерпретации Барышникова моменты самого непосредственного вдохновения, пламенной увлеченности соединяются с красками иронии, юмора, тонкой и острой стилизации.
Совсем ребячливый Адам (“Сотворение мира” А.Петрова, хореография Н.Касаткиной и В.Василева) распластался в воздухе в каком-то невероятном прыжке... Он прыгает, резвится, барахтается в воздухе с таким же упоением, с каким плавают, ныряют и озорничают в воде мальчишки в жаркую погоду. И опять-таки через познание любви мальчик становится мужчиной, скорбным и гневным, сильным и мудрым.
В замкнутом, непроницаемом лице Тореро, которого Барышников сыграл в телеспектакле (“Фиеста” по Э.Хемингуэю, режиссер С.Юрский), угадывается огромная гордыня испанца, страсть, загнанная глубоко внутрь, страсть к той великой игре со смертью, которая и есть фиеста, непоколебимое мужество, стальная воля, почти фатальное бесстрашие».
Пусть ко всем восторженным словам, сказанным в Америке о гениальном танцовщике, прибавится и восхищение, написанное свидетелем его творческой юности, дошедшее из другой страны и другого века.
