НУРЕЕВ:ГОДЫ В РОССИИ
Культура
На прошлой неделе по 13-му каналу был показан фильм о знаменитом танцовщике Рудольфе Нурееве (Нуриеве), о его жизни в Ленинграде до «побега» во французском аэропорту в 1961 году. Фильм снят английской группой BBC совместно с американским каналом PBC.
Фильм ничем не отличается от других, подобных, снятых о жизни знаменитостей, и построен по той же схеме. Показываются видеозаписи выступлений Нуреева в Ленинграде и на Западе, которые перемежаются дикторским закадровым текстом и рассказами его друзей и коллег.
Напомню читателю вкратце историю ленинградской жизни танцовщика и историю его побега.
Нуреев родился в 1938 году в Уфе в семье военнослужащего (умер в 1993 году в Париже от СПИДа). В семье росли еще три девочки. Несмотря на сопротивление отца, Нуреев танцевал в самодеятельных коллективах. Благодаря его несомненному таланту, невзирая на отсутствие профессиональной подготовки, в 1955 году его приняли в ленинградское Хореографическое училище. Когда Нуреев начал профессионально учиться балету, ему было 17 лет. В этом возрасте ученики уже готовы выйти на сцену (обычно в русские профессиональные школы принимали детей в возрасте 9-10 лет, в редких случаях – в 12, если одарённые дети уже учились до этого в балетных кружках). Нуреева взял к себе в класс знаменитый педагог Александр Пушкин. Ученик вошёл в семью Пушкина и его жены Юргенсон (солистка Кировского балета). Он жил у них, в их квартире. После окончания школы в 1958 году Рудольф (Рудик, как называли его тогда) был принят в театр им. Кирова. Успех пришёл к нему сразу. Нуреев станцевал ряд ведущих партий, особенно удачно – Базиля в «Дон Кихоте» и Фрондосо в «Лауренсии».
В 1961 году Кировский балет поехал на гастроли в Европу: во Францию и Англию. Нуреев вел себя в Париже как свободный человек, не заботясь о правилах, предписанных советскому танцовщику за границей: общался с французами, возвращался в гостиницу когда хотел. Жил он в одном номере с другим премьером театра - Юрием Соловьёвым, с которым незадолго до конца гастролей подрался в гостиничном номере (причина осталась неизвестной). Словом, «грехов» за ним накопилось немало, и решено было строптивого танцовщика не брать в Англию, а отправить домой. Никто Нуреева об этом не предупредил. В аэропорту, когда труппа уже направлялась на посадку в самолет, танцовщику сказали, что он летит в Москву - якобы для участия в правительственном концерте. Нуреев испугался (естественно) и успел передать эту новость провожавшим его французам. Его новые друзья мгновенно сориентировались, помогли ему подойти к полицейскому и попросить политического убежища. Страшно подумать, что стало бы с Нуреевым, если бы ему не удалось бежать. Как минимум он остался бы «невыездным» (то есть его больше не брали бы ни в одну поездку и таким образом лишили бы международного признания). И это в лучшем случае! Могли и вообще сослать в лагеря.
Во Франции Нуреев начал танцевать сначала в парижской труппе Маркиза де Куэва. Танцовщику очень повезло - на него обратила внимание великая балерина того времени Марго Фонтейн. Нуреев поступил в труппу Королевского балета в Лондоне. Партнерство Фонтейн и Нуреева стало поистине уникальным.
Но вернемся к фильму. В нём выступают ленинградские друзья Нуреева, одна из его главных подруг того периода – Тамара Закаржевская. После побега танцовщика её исключили из Университета. Но она говорит в конце фильма: «За дружбу надо платить, я и заплатила и ни о чем не жалею».
О танцовщике рассказывают его коллеги, племянница, кубинка Мени Мартинес, учившаяся в то время в ленинградском Хореографическом училище. Французкий хореограф Пьерр Лакот излагал историю самого побега, которому он способствовал в парижском аэропорту. Я лично очень смеялась, слушая Нелли Кургапкину, балерину Кировского театра, которая в то время готовила с ним его дебют и была его постоянной партнершей в «Дон Кихоте». Она держалась перед камерой, как у себя дома. И даже спела «Широка страна моя родная» на никому не известный мотив. Из документальных кадров я «вылавливала» лица танцовщиков тех времен - таких молодых, таких знакомых...
В одном из эпизодов, снятых, кажется, уже в Лондоне после побега Нуреева, труппу привозят в гостиницу. Дверца чёрной машины открывается, из нее вылезает мордатый советский чиновник (возможно, директор театра), за ним – прима-балерина театра Алла Осипенко. Мордатый даже не думает повернуться и подать руку женщине, помочь ей выйти из машины. Так и шагает прямо на камеру!
Многим показалось странным, что создатели фильма не взали интервью у Ирины Колпаковой, примы-балерины театра, с которой Нуреев станцевал впервые балет «Жизель».
В фильме главенствуют две темы: личные отношения Нуреева с женщинами и мужчинами и его успех на сцене.
В тот ленинградский период жизни любовные отношения Нуреева с женщинами были на первом плане. Кургапкина утверждает, что они с Юргенсон, выражаясь её языком, «делали ловушки». Мэни Мартинес рассказывает, что он был в неё влюблен. Кто-то из подруг того времени намекает, что они были не только друзьями...
О гомосексуализме Нуреева ни одна из подруг тех времен, возможно, и не знала. Тогда это считалось преступлением и каралось пятью годами тюрьмы, а потому тщательно скрывалось. Но создатели фильма уделили большое внимание Тея Кремке, соученику Нуреева из Восточной Германии. Возможно, я не уловила в тексте точных доказательств, но авторы явно дают понять, что, Тея был влюблен в Рудольфа. Он тайком снимал из зала выступления Рудика на сцене. Нуреев, оставшись на Западе, звал Тея приехать к нему, но тот не мог вырваться. Тея стал в Германии хореографом, женился, у них родилось двое детей. Он покончил с собой совсем молодым (кажется, ему было 37 лет).
Именно любительские киносъёмки Тея Кремке и были показаны в фильме: отрывок из «Дон Кихота» с Кургапкиной, отрывок из «Лауренсии» с Дудинской и часть дуэта Голубой птицы и принцессы Флорины с Аллой Сизовой из балета «Спящая красавица». И они, на мой взгляд, - самая большая неудача фильма.
Дело не в том, что качество съёмки плохое. Дело в том, что танцовщик в этом фильме не соответствует тем восторженным словам, которые о нём говорят. Профессиональной формы нет: ноги «завернуты», шага нет (то есть ногу поднимает невысоко), ноги в жете (прыжке) по кругу вообще не раскрываются, подъём не вытянут, в пятую позицию после прыжка танцовщик не опускается. Словом, с точки зрения школы, танцует «грязно». А какая-то француженка (не поняла её имени), которая присутствует на спектакле, сообщает при этом в Париж, что видела первого танцовщика мира! Глядя на кадры из фильма, этого сказать никак нельзя.
Конечно, танцовщик высоко прыгает и хорошо вертится, его танец излучает энергию. Нуреев был строен, по-своему красив и обладал безграничным сексуальным обаянием, которое действовало как на женщин, так и на мужчин. Но в фильме это обаяние не слишком очевидно.
Понятно, танцовщик, учившийся в профессиональной школе так недолго, при всей своей гениальности и гениальности своего педагога, не мог этой школой овладеть. По моим воспоминаниям, он так и танцевал, как снято в кино. Но успех имел грандиозный. Этот феномен имеет объяснения. Надо, прежде всего, делать скидку на время. Нуреев пришел на сцену в годы «великого перелома». К началу 50-х годов премьеры-мужчины, даже самые талантливые, но воспитанные на драмбалете, где танец был сведён до минимума, классический балет танцевали не лучшим образом. Новые поколения постепенно поднимали мужской танец на должный уровень. Великий русский танцовщик Владимир Васильев дебютировал на сцене Большого театра только в 1959 году. Правда, на сцену Кировского театра до дебюта Нуреева уже вышел Юрий Соловьев, идеальный исполнитель классических вариаций. До появления Михаила Барышникова я не знаю никого из ленинградских танцовщиков, которые так безупречно владели бы школой классического балета. Но актерское дарование Соловьева совершенно не соответствовало ролям «благородных героев», которые он танцевал. Уникальный танцовщик Никита Долгушин, которого я лично ставлю выше Нуреева как артистическую личность, не обладал такими природными данными для танца, как Соловьев. Нуреев же, при всех своих недостатках, произвел фурор: его танец радовал активностью и мужским напором.
Но документальная киносъёмка очень коварна, чаще всего она сохраняет недостатки артиста, уменьшая его достоинства. Так получилось и в этом фильме.
По-моему, киносъёмки со временем сыграют со многими артистами злую шутку. Посмотрев подобный ролик, зритель будущего будет разочарован (уже и сегодня американские критики отнеслись к фильму весьма неоднозначно). Мало кто захочет думать о времени, когда танцевали артисты. Танцовщиков будут судить с позиций других технических возможностей и других эстетических критериев. А и то и другое меняется очень быстро. И это несправедливо. Артисты соответствуют идеалам своего времени. Идеалы и уровень техники меняются, но значение каждого артиста для истории русского искусства должно оставаться неизменным. Я не один раз уже писала, что, на мой взгляд, фотографии и, главное, легенды сохранят гораздо достойнее образы выдающихся танцовщиков прошлого. Повторю опять: как хорошо, что мы не видели съемок танцев другого кумира ХХ века - Вацлава Нижинского. Думаю, от легенды о нём не осталось бы и следа...
История, которую рассказывают в фильме о первом выступлении Нуреева в Париже, очень характерна для того времени. Советское посольство сделало все, чтобы сорвать спектакль. Из Союза переслали три письма: два от родителей, которые звали его вернуться, и одно - от любимого учителя Пушкина, которого заставили в КГБ написать письмо Нурееву с той же целью: учитель призывал ученика одуматься и вернуться в Союз, потому что на Западе он потеряет все то, чему его научили в русской балетной школе. Письма принесли в день выступления в театр и оставили их охраннику в актерском подъезде. Естественно, Нуреев, получив письма из дома, страшно занервничал. Не ограничившись моральным давлением, советские представители в Париже попытались попросту сорвать спектакль. Когда Нуреев вышел на сцену, из зала начали кричать и свистеть. Под ноги танцовщику полетели монеты. Нуреев должен был всё время следить, чтобы не наступить на них и не поскользнуться. Но спектакль прошёл благополучно и с огромным успехом.
В фильм включены и некоторые записи спектаклей, которые Нуреев танцевал уже на Западе. Они производят разное впечатление. В киносъёмках из второго акта «Жизели» танцовщик продемонстрировал ужасную манерность, которой не было в его исполнении в России. Но по остальным видеозаписям заметно, как усовершенствовалась его техника. Думаю, что выдающийся западный танцовщик Эрик Брун, с которым Нуреева некоторое время связывала личная и профессиональная дружба, многому его научил.
В целом фильм произвел среднее впечатление. Сейчас Фонд Нуреева изо всех сил стремится поддерживать легенду о Нурееве как о величайшем танцовщике ХХ века. Но такой фильм, который мы увидели по 13-му каналу, легенду разрушает.
Фото Нины Аловерт
Фильм ничем не отличается от других, подобных, снятых о жизни знаменитостей, и построен по той же схеме. Показываются видеозаписи выступлений Нуреева в Ленинграде и на Западе, которые перемежаются дикторским закадровым текстом и рассказами его друзей и коллег.
Напомню читателю вкратце историю ленинградской жизни танцовщика и историю его побега.
Нуреев родился в 1938 году в Уфе в семье военнослужащего (умер в 1993 году в Париже от СПИДа). В семье росли еще три девочки. Несмотря на сопротивление отца, Нуреев танцевал в самодеятельных коллективах. Благодаря его несомненному таланту, невзирая на отсутствие профессиональной подготовки, в 1955 году его приняли в ленинградское Хореографическое училище. Когда Нуреев начал профессионально учиться балету, ему было 17 лет. В этом возрасте ученики уже готовы выйти на сцену (обычно в русские профессиональные школы принимали детей в возрасте 9-10 лет, в редких случаях – в 12, если одарённые дети уже учились до этого в балетных кружках). Нуреева взял к себе в класс знаменитый педагог Александр Пушкин. Ученик вошёл в семью Пушкина и его жены Юргенсон (солистка Кировского балета). Он жил у них, в их квартире. После окончания школы в 1958 году Рудольф (Рудик, как называли его тогда) был принят в театр им. Кирова. Успех пришёл к нему сразу. Нуреев станцевал ряд ведущих партий, особенно удачно – Базиля в «Дон Кихоте» и Фрондосо в «Лауренсии».
В 1961 году Кировский балет поехал на гастроли в Европу: во Францию и Англию. Нуреев вел себя в Париже как свободный человек, не заботясь о правилах, предписанных советскому танцовщику за границей: общался с французами, возвращался в гостиницу когда хотел. Жил он в одном номере с другим премьером театра - Юрием Соловьёвым, с которым незадолго до конца гастролей подрался в гостиничном номере (причина осталась неизвестной). Словом, «грехов» за ним накопилось немало, и решено было строптивого танцовщика не брать в Англию, а отправить домой. Никто Нуреева об этом не предупредил. В аэропорту, когда труппа уже направлялась на посадку в самолет, танцовщику сказали, что он летит в Москву - якобы для участия в правительственном концерте. Нуреев испугался (естественно) и успел передать эту новость провожавшим его французам. Его новые друзья мгновенно сориентировались, помогли ему подойти к полицейскому и попросить политического убежища. Страшно подумать, что стало бы с Нуреевым, если бы ему не удалось бежать. Как минимум он остался бы «невыездным» (то есть его больше не брали бы ни в одну поездку и таким образом лишили бы международного признания). И это в лучшем случае! Могли и вообще сослать в лагеря.
Во Франции Нуреев начал танцевать сначала в парижской труппе Маркиза де Куэва. Танцовщику очень повезло - на него обратила внимание великая балерина того времени Марго Фонтейн. Нуреев поступил в труппу Королевского балета в Лондоне. Партнерство Фонтейн и Нуреева стало поистине уникальным.
Но вернемся к фильму. В нём выступают ленинградские друзья Нуреева, одна из его главных подруг того периода – Тамара Закаржевская. После побега танцовщика её исключили из Университета. Но она говорит в конце фильма: «За дружбу надо платить, я и заплатила и ни о чем не жалею».
О танцовщике рассказывают его коллеги, племянница, кубинка Мени Мартинес, учившаяся в то время в ленинградском Хореографическом училище. Французкий хореограф Пьерр Лакот излагал историю самого побега, которому он способствовал в парижском аэропорту. Я лично очень смеялась, слушая Нелли Кургапкину, балерину Кировского театра, которая в то время готовила с ним его дебют и была его постоянной партнершей в «Дон Кихоте». Она держалась перед камерой, как у себя дома. И даже спела «Широка страна моя родная» на никому не известный мотив. Из документальных кадров я «вылавливала» лица танцовщиков тех времен - таких молодых, таких знакомых...
В одном из эпизодов, снятых, кажется, уже в Лондоне после побега Нуреева, труппу привозят в гостиницу. Дверца чёрной машины открывается, из нее вылезает мордатый советский чиновник (возможно, директор театра), за ним – прима-балерина театра Алла Осипенко. Мордатый даже не думает повернуться и подать руку женщине, помочь ей выйти из машины. Так и шагает прямо на камеру!
Многим показалось странным, что создатели фильма не взали интервью у Ирины Колпаковой, примы-балерины театра, с которой Нуреев станцевал впервые балет «Жизель».
В фильме главенствуют две темы: личные отношения Нуреева с женщинами и мужчинами и его успех на сцене.
В тот ленинградский период жизни любовные отношения Нуреева с женщинами были на первом плане. Кургапкина утверждает, что они с Юргенсон, выражаясь её языком, «делали ловушки». Мэни Мартинес рассказывает, что он был в неё влюблен. Кто-то из подруг того времени намекает, что они были не только друзьями...
О гомосексуализме Нуреева ни одна из подруг тех времен, возможно, и не знала. Тогда это считалось преступлением и каралось пятью годами тюрьмы, а потому тщательно скрывалось. Но создатели фильма уделили большое внимание Тея Кремке, соученику Нуреева из Восточной Германии. Возможно, я не уловила в тексте точных доказательств, но авторы явно дают понять, что, Тея был влюблен в Рудольфа. Он тайком снимал из зала выступления Рудика на сцене. Нуреев, оставшись на Западе, звал Тея приехать к нему, но тот не мог вырваться. Тея стал в Германии хореографом, женился, у них родилось двое детей. Он покончил с собой совсем молодым (кажется, ему было 37 лет).
Именно любительские киносъёмки Тея Кремке и были показаны в фильме: отрывок из «Дон Кихота» с Кургапкиной, отрывок из «Лауренсии» с Дудинской и часть дуэта Голубой птицы и принцессы Флорины с Аллой Сизовой из балета «Спящая красавица». И они, на мой взгляд, - самая большая неудача фильма.
Дело не в том, что качество съёмки плохое. Дело в том, что танцовщик в этом фильме не соответствует тем восторженным словам, которые о нём говорят. Профессиональной формы нет: ноги «завернуты», шага нет (то есть ногу поднимает невысоко), ноги в жете (прыжке) по кругу вообще не раскрываются, подъём не вытянут, в пятую позицию после прыжка танцовщик не опускается. Словом, с точки зрения школы, танцует «грязно». А какая-то француженка (не поняла её имени), которая присутствует на спектакле, сообщает при этом в Париж, что видела первого танцовщика мира! Глядя на кадры из фильма, этого сказать никак нельзя.
Конечно, танцовщик высоко прыгает и хорошо вертится, его танец излучает энергию. Нуреев был строен, по-своему красив и обладал безграничным сексуальным обаянием, которое действовало как на женщин, так и на мужчин. Но в фильме это обаяние не слишком очевидно.
Понятно, танцовщик, учившийся в профессиональной школе так недолго, при всей своей гениальности и гениальности своего педагога, не мог этой школой овладеть. По моим воспоминаниям, он так и танцевал, как снято в кино. Но успех имел грандиозный. Этот феномен имеет объяснения. Надо, прежде всего, делать скидку на время. Нуреев пришел на сцену в годы «великого перелома». К началу 50-х годов премьеры-мужчины, даже самые талантливые, но воспитанные на драмбалете, где танец был сведён до минимума, классический балет танцевали не лучшим образом. Новые поколения постепенно поднимали мужской танец на должный уровень. Великий русский танцовщик Владимир Васильев дебютировал на сцене Большого театра только в 1959 году. Правда, на сцену Кировского театра до дебюта Нуреева уже вышел Юрий Соловьев, идеальный исполнитель классических вариаций. До появления Михаила Барышникова я не знаю никого из ленинградских танцовщиков, которые так безупречно владели бы школой классического балета. Но актерское дарование Соловьева совершенно не соответствовало ролям «благородных героев», которые он танцевал. Уникальный танцовщик Никита Долгушин, которого я лично ставлю выше Нуреева как артистическую личность, не обладал такими природными данными для танца, как Соловьев. Нуреев же, при всех своих недостатках, произвел фурор: его танец радовал активностью и мужским напором.
Но документальная киносъёмка очень коварна, чаще всего она сохраняет недостатки артиста, уменьшая его достоинства. Так получилось и в этом фильме.
По-моему, киносъёмки со временем сыграют со многими артистами злую шутку. Посмотрев подобный ролик, зритель будущего будет разочарован (уже и сегодня американские критики отнеслись к фильму весьма неоднозначно). Мало кто захочет думать о времени, когда танцевали артисты. Танцовщиков будут судить с позиций других технических возможностей и других эстетических критериев. А и то и другое меняется очень быстро. И это несправедливо. Артисты соответствуют идеалам своего времени. Идеалы и уровень техники меняются, но значение каждого артиста для истории русского искусства должно оставаться неизменным. Я не один раз уже писала, что, на мой взгляд, фотографии и, главное, легенды сохранят гораздо достойнее образы выдающихся танцовщиков прошлого. Повторю опять: как хорошо, что мы не видели съемок танцев другого кумира ХХ века - Вацлава Нижинского. Думаю, от легенды о нём не осталось бы и следа...
История, которую рассказывают в фильме о первом выступлении Нуреева в Париже, очень характерна для того времени. Советское посольство сделало все, чтобы сорвать спектакль. Из Союза переслали три письма: два от родителей, которые звали его вернуться, и одно - от любимого учителя Пушкина, которого заставили в КГБ написать письмо Нурееву с той же целью: учитель призывал ученика одуматься и вернуться в Союз, потому что на Западе он потеряет все то, чему его научили в русской балетной школе. Письма принесли в день выступления в театр и оставили их охраннику в актерском подъезде. Естественно, Нуреев, получив письма из дома, страшно занервничал. Не ограничившись моральным давлением, советские представители в Париже попытались попросту сорвать спектакль. Когда Нуреев вышел на сцену, из зала начали кричать и свистеть. Под ноги танцовщику полетели монеты. Нуреев должен был всё время следить, чтобы не наступить на них и не поскользнуться. Но спектакль прошёл благополучно и с огромным успехом.
В фильм включены и некоторые записи спектаклей, которые Нуреев танцевал уже на Западе. Они производят разное впечатление. В киносъёмках из второго акта «Жизели» танцовщик продемонстрировал ужасную манерность, которой не было в его исполнении в России. Но по остальным видеозаписям заметно, как усовершенствовалась его техника. Думаю, что выдающийся западный танцовщик Эрик Брун, с которым Нуреева некоторое время связывала личная и профессиональная дружба, многому его научил.
В целом фильм произвел среднее впечатление. Сейчас Фонд Нуреева изо всех сил стремится поддерживать легенду о Нурееве как о величайшем танцовщике ХХ века. Но такой фильм, который мы увидели по 13-му каналу, легенду разрушает.
Фото Нины Аловерт
comments (Total: 7)