Кто догнал тещу генсека?

Лилиана БЛУШТЕЙН

 

Среди моих детских воспоминаний о жизни в коммуналке на питерской улице Гоголя есть и весьма странные. Одно из них - о еврейском происхождении жены Леонида Брежнева. Кое-какие детали я уточнила позднее у мамы, и вырисовалась очень интересная картина.

 

Похороны дорогого Леонида Ильича показывали по телевизору. У большинства обитателей коммуналки в тот момент уже были свои “ящики”, но большой цветной имелся только в нашей “двухкомнатной” квартире (закавычиваю “двухкомнатной” потому, что на самом деле это была разделенная фанерной стенкой некогда огромная комната с каким-то странным знаком над входной дверью. Мой старший брат говорил, что это какой-то дворянский герб).

 

Престарелая соседка Варвара Степановна, по ее словам, бывшая балерина Мариинки, попросились к нам первой.

 

- Голубушка, - жеманно сказала она маме, - не позволите ли посмотреть в последний раз на Леонида Ильича в цветном изображении?

 

- Отчего же, Варвара Степановна, - в тон ей отвечала моя филологически подкованная мама, - извольте, буду только рада вашему обществу.

 

- Может, ты еще рада и тому, что Брежнев преставился? - спросил услышавший этот диалог алкоголик дядя Витя.

 

Впоследствии, читая “Собачье сердце” Михаила Булгакова, я представляла себе в роли Шарикова именно его. Владимир Толоконников сыграл эту роль гениально, но дядя Витя был бы еще гениальнее. Настоящий Абырвалг!

 

- Как же можно радоваться смерти человека? - горестно вздохнула мама. - Да еще и такого человека...

 

- Да какого такого? - хохотнул дядя Витя. - Бормотуха - пять звездочек.

 

- Побойтесь Бога, Виктор Иванович, - всплеснула руками Варвара Степановна и тихо добавила - чтобы, как ей мечталось, ее услышала только мама: “И Его наместника на земле в Большом доме”.

 

Что такое “Большой дом” в Ленинграде знали все. Даже я, первоклассница. Это слово наводило ужас на всех. Но не на дядю Витю, который все-таки услышал эти слова:

 

- Это чекисты, что ли, от Бога? От черта они, от дьявола, от бесовской мамы. А я их не боюсь! Что они могут у меня забрать? Только бессмертную душу мою!

 

Диссидентские речи хронического алкоголика пресек появившийся на кухне отставной офицер Марий Евдокимович. Когда я немного подросла, меня очень забавляло то, что его имя-отчество были какими-то женскими. Но тогда это меня не волновало.

 

- Товарищи, в этот скорбный час лучше было бы помолчать, - сказал Марий Евдокимович.

 

После этих слов мне почему-то стало скучно и я побежала в нашу квартиру. Включив телевизор, обнаружила Брежнева в гробу, и стала звать маму и Варвару Степановну. Они не заставили себя ждать. Следом, уже не спросясь, к нам зашли и другие соседи. Дядя Витя комментировал чуть ли не каждый кадр. Да и остальные молчаливостью не отличались.

 

Когда показали крупным планом словно окаменевшую вдову, Марий Евдокимович заметил:

 

- А вот и Виктория Пинхусовна.

 

- Жена Брежнева - еврейка? - удивилась мама.

 

- Да, конечно, - кивнул Марий Евдокимович. - Вы только на лицо ее посмотрите.

 

- Похожа, похожа, - подтвердила Варвара Степановна. - Двух мнений быть не может.

 

Дядя Витя тоже вставил свои “пять”:

 

- Куда ни кинь - всюду ж##ы!

 

Марий Евдокимович молча ухватил алкоголика за ухо и, не обращая внимание на вопли, увел его в туалет и закрыл снаружи.

 

- Прошу прощения, - вернувшись, обратился он к маме и еще одному нашему соседу, дяде Мусе, который до этого момента не проронил ни слова. - Антисемитам среди нас не место.

 

- Марий Евдокимович, а откуда вам известно, что жена Брежнева - Пинхусовна? - поинтересовалась мама. - Кажется, ее отчество Петровна...

 

- Да, официально - Виктория Петровна, в девичестве Денисова, - откликнулся дядя Муся. - На самом деле - Виктория Пинхусовна Гольдберг. Но это всегда тщательно скрывалось, сами понимаете, почему.

 

- Верно, Моисей Соломонович, - кивнул Марий Евдокимович. - А мне этот факт доподлинно известен потому, что мой отец был знаком с ее настоящим отцом, был его подмастерьем, и звал дядей Пиней.

 

- Не надо такое рассказывать при ребенке, - Варвара Степановна выразительно посмотрела на меня. - Что у взрослого на уме, то у маленького на языке.

 

- Честное октябрятское, я никому не расскажу! - мне стало ужасно обидно.

 

Но разговор ушел в совсем другую сторону, взрослые стали обсуждать, кто из членов Политбюро займет место почившего, а наутро я надолго забыла про этот разговор.

 

Прошло семь лет. Дядя Витя в подпитии упал в Грибоедовский канал и соседям пришлось ходить в морг на опознание. Марий Евдокимович, еще вполне крепкий мужчина, узнав, что его первая любовь овдовела, отправился в родной Белгород и впервые в жизни стал семейным человеком. Варвара Степановна тяжело заболела. Бездетные дядя Муся и его жена тетя Фаина сидели на чемоданах, раздавая соседям книги из своей богатой библиотеки.

 

- Мы возьмем с собой только то, что нам понадобится Там, - сказала маме тетя Фая. - Да и вам советую не задерживаться в этой мелихе...

 

- Да, конечно, - соглашалась мама. - Но надо детей поднять, да и вот-вот наконец-то нам обещают нормальную квартиру, очередь уже подходит.

 

- Очередь вы будете ждать до второго пришествия, - сказал дядя Муся. - Пока выпускают, надо ехать.

 

В этот момент еле живым подтверждением этого мнения на пороге вырос мой брат. На него было страшно смотреть - весь в крови, в разодранной одежде.

 

- Но зато они за “жидовскую морду” получили!

 

Невольной виновницей этого ЧП стала я. У нас в школе появился новый учитель истории, который открытым текстом говорил о еврейском заговоре против русского народа. А поскольку в классе столь откровенная фамилия была только у меня, то он выразительно поглядывал в мою сторону. В тот день, вызвав к доске, он неожиданно спросил меня, имею ли я отношение к Соньке - Золотой ручке. Будучи девушкой начитанной, я знала, о ком идет речь, тем более, что фамилии наши очень похожи.

 

- Она Блювштейн, а я Блуштейн, - ответила я.

 

- Какая разница, все вы “штейны”, - ощерился педагог. - У всех у вас в крови тяга к воровству и обману.

 

- Даже у жены Брежнева? - откуда-то из закоулков моей памяти всплыл день похорон генсека. - У Виктории Пинхусовны?

 

Что тут началось! Историк бился в истерике, ехидно интересовался у меня, может, и Раиса Максимовна на самом деле - Моисеевна. Несколько моих одноклассников и одноклассниц включились в эту травлю, а Верка Мартемьянова, про которую говаривали, что она ездит в Ольгино на обслуживание сексуально озабоченных иностранцев, заявила, что жиды столько христианской крови выпили, что было бы здорово пустить кровь и мне.

 

Дальнейшие издевательства я слушать не стала. Выскочила из класса - и уткнулась носом в локоть друга моего брата, баскетболиста Мишки.

 

- Ты чего вся в соплях, Лилька? - удивился он. - А ну-ка, рассказывай.

 

Вместе с братом они внимательно меня выслушали и отправились прямиком к директору. Историк был вызван на ковер. Директор предупредил его, что если он позволит себе еще одну антисемитскую выходку, то до пенсии в системе просвещения уже доработать не сможет.

 

На следующий день на заседании исторически-патриотического кружка, который он вел, историк рассказал о произошедшем старшеклассникам. А те уже сделали свои выводы и вызвали моего брата на разборку. Так что пострадал он, можно сказать, не только за мою честь и свою национальную гордость, но и за якобы еврейскую вдову генсека.

 

- Но зато мы с Мишкой им так накостыляли, что они запомнят на всю жизнь! - с гордостью сообщил маме и соседям мой брат.

 

Интересно, что русский парень Мишка через десять лет после описываемых событий женился на еврейской девушке и ныне живет в Рамат-Гане. Но это совсем другая история.

 

* * *

 

Так была ли Виктория Петровна Пинхусовной? Если не обращать внимание на ее однозначно семитскую внешность и на рассказ Мария Евдокимовича, то четких доказательств ее еврейского происхождения нет. При этом многие антисемиты однозначно указывают на ее еврейство. Им вторят те евреи, которые выискивают своих среди кого угодно.

 

В СМИ довелось прочитать, что была она родственницей Григория Зиновьева и Лазаря Мехлиса. Как при этом ее не задели репрессии, сложно сказать, поэтому эту версию на веру принимать не рискну.

 

Вроде бы, как пишет поэтесса Лариса Васильева в книге “Кремлевские жены”, во время визита Леонида Ильича во Францию кто-то в толпе держал в руках плакат с надписью: “Виктория Петровна! Вы еврейка! Помогите своему народу! Пусть евреев отпустят на родную землю!”

 

Сама Виктория Петровна как-то сказала:

 

“Я не еврейка, хотя говорили, что была очень похожа”.

 

Ее сноха Людмила однажды полушутя заметила:

 

- А не догнал ли, Виктория Петровна, Анну Владимировну, вашу маму, какой-нибудь интеллигентный еврей, пока ваш отец Петр Никифорович управлял паровозом?

 

Есть версия, что кратковременная либерализация отношения к “выезжантам” в Израиль связана с влиянием супруги вождя. Так ли это на самом деле - мы не узнаем, скорее всего, никогда.

 

Человеком Виктория Петровна, судя по воспоминаниям тех, кто был с ней знаком, была скромным, незлобивым. И искренне любила Леонида Ильича. А были ли у нее на самом деле еврейские корни, и кто тот дядя Пиня, о котором рассказывал не склонный к шуткам Марий Евдокимович, и который, возможно, и в самом деле догнал Анну Владимировну, не знаю.

 

 “Секрет”