После драки

Тихое, обычно прозрачное, выжженное солнцем до белесости небо с грохотом рвут в клочья, сбивая ракеты, снаряды “Железного купола”. Прямо над головой рвут, оставляя дымные росчерки. Обстрелы Израиля - бессмысленное бешенство заклятых соседей, очередное напоминание об их подлом нраве и безграничной злобе. Иной раз посланное железо вгрызается в землю, и тогда сердито звенит посуда в шкафу, и потревоженная земля вздрагивает, словно от омерзения, так противен ей человек безумный, тратящий драгоценное время своей жизни и силы на то чтобы убить другого человека

 

Неделю длился приступ военной эпилепсии. Природа будто ждала краткого, бессмысленного, но желанного перемирия. Ночью далекие сполохи, свет, летящий, как положено, быстрее звука. Молния, гром, проливной дождь - холодным душем на разгоряченные головы. Как же мудра природа! Ливень будто стремится уничтожить не только следы войны, но и вернуть воздуху его первозданную свежесть. Дождь смыл вонь удобрений с окрестных полей, прибил к земле едкую летнюю пыль... Хорошо спится под шелест воды небесной...

 

И они там, чужие, ненавидящие меня, тоже, наверно, спят крепко. Первая ночь без огня и взрывов. Первая ночь без страха наземной атаки. Вчера они шумно праздновали победу, которой не было. Они боятся одиночества как отрезвления, как нормы. Они сбиваются в толпы по любому поводу. Похороны, придуманная победа - им все равно, лишь бы умертвить разум теснотой тел и криком. И все-таки я и не верю, что все они так любят смерть и готовы к смерти.

 

Есть и там, за стенами, живые, праведные души. Пусть спят крепко.... Я знаю, что утром ждет их очередная “пятиминутка ненависти” в мечетях и школах. Они живут ею, ненавистью, потому что это выгодно их вождям, умеющим лишь разрушать, а не строить. Ненависть убивает живые души...

 

Скоро там, за стенами, не останется ни одной живой души, ни одного праведника, и тогда переполнится чаша греха, и Бог обрушит на Газу гнев свой, как это было с Содомом и Гоморрой. Ненависть - больший грех, чем содомия.

 

У нас свой праздник: волны на море и в пенистых волнах, издалека, множество черных, шевелящихся, взлетающих на пенных валах точек. Нет спорта красивей серфинга, когда человек во власти не только волн, но и ветра. Подходим ближе и умираем от зависти.

 

- Боже мой! - говорит мой спутник. - Сколько их! Будто с цепи сорвались.

 

Он прав. Этой цепью казался недавний зловещий призрак войны, когда был тоскливо пуст пляж и одиноки волны. С цепи сорвались и велосипедисты на набережной Яркона. Специально для них проложена дорожка километра в четыре длиной, а рядом, по живому дереву настила, прохаживаются парочки: кто в обнимку, кто рука в руке, часто попадаются, как следствие таких прогулок, младенцы в колясках.

 

Помню это место диким и грязным. Сегодня мы имеем полное право произнести с гордостью, что Тель-Авив - город на большой реке Яркон. Я не шучу. Сам видел разлив метров в триста от берега до берега. До глубины души поразили меня утки в воде, купание в которой, по всеобщему мнению, смерти подобно. Глядишь, и рыбаки с удочками появятся. Неподалеку, у моря, в прибрежных ресторанах и кафе народ пирует, нагуляв аппетит. Жизнь как-то сразу привычно возвращается в свое русло. И нет в этом возвращении злой памяти, раздражения и жажды мести.

 

Какой мы все-таки удивительный народ - полный жизни, радости и надежды на лучшее. Именно в этом наша победа над вечно хмурыми адептами джихада, решившими зачем-то омрачить, а то и погасить эту радость в наших душах.

 

Кое-кого они достали - это правда. Достали упрямой, тупой, фанатичной страстью к убийству. Я и не думаю осуждать бегущих от воя сирен, забывших вдруг, что под “вой” этот народ еврейский живет вот уже больше двух тысяч лет. И настигает он нас везде, куда бы ни занесло беглецов в поисках тишины.

 

Недавно прочел интервью с моим любимым джазовым пианистом Даниилом Крамером, а в нем вот это: “Я жил в Харькове до семнадцати лет. Родился в интеллигентной еврейской семье на одной из очень хулиганских харьковских улиц - Клочковской. Там, где сейчас здание спортивного института, раньше стояла сто шестая школа, в которой я учился и в которой меня били минимум два раза в неделю за то, что я еврей. Это приучило меня при моей интеллигентности и мирности ничего не бояться”.

 

В свое время спорили до хрипоты в поисках причины, почему Иосиф Бродский так и не посетил свой родной город - культурную столицу России. Друг Бродского, скульптор Михаил Шемякин, поставил в этом споре точку: “Я знаю, почему Иосиф Бродский не хотел возвращаться в Россию с его измученным, больным сердцем. Он боялся услышать из зала “жидовская морда” и получить инсульт или инфаркт”.

 

Видимо, у бесстрашного Крамера, слава Богу, здоровое сердце. И все же я считаю, что этот “вой” в тысячу раз омерзительней и опасней нашей сирены и всех вражеских “касамов” и других снарядов вместе взятых.

 

Право на защиту - великое право, а где оно у потомков Иакова, кроме своей земли от Иордана до Средиземного моря?

 

Ну, а эта проклятая Клочковская улица - в Харькове, Осло, Москве, Париже или в Газе - пусть дергается по своим законам ненависти, жестокости и смерти. Тяжкая болезнь подобных “улиц” - проблема тех, кто живет так, а не иначе. Мы же добьемся, надеюсь, того, что воды Яркона очистят до прозрачности, любителей серфинга станет в сто раз больше, а “Железный купол” начнет бумерангом отправлять вражеские ракеты обратно, к тем, кто их отправил, не позволяя чужому железу рвать в клочья небо над головами наших детей.          “Новости недели”