СТРАШИЛКИ, ИЛИ НИЧЕГО ОСОБЕННОГО

В мире

В одном чёрном-пречёрном лесу жил чёрный-пречёрный человек...
Так начинается популярная страшилка советских пионерских лагерей 60-х годов. И сейчас дети пугают друг друга жуткими историями. Но они, конечно, другие. На мой взгляд, наши были ярче, занимательнее. Может, потому, что мы были ближе к матушке-природе, к фольклорным корням, к народным сказкам. Оттого, наверно, наши истории были страшнее. Жутче.
Но страшность и жестокость – разные вещи. Опять же, на мой взгляд.
И потому вспомню рассказ Станислава Джимбинова, преподавателя иностранной литературы в Литературном институте 70-х – 80-х годов.
Однажды на экзамене он спросил студента, чем отличается литература XX века от литературы предыдущих эпох. Предполагалось, наверно, какое-то академическое объяснение. Студент ответил поразительно. Одним словом: “Жестокостью”.
Но то был XX век. А на дворе – уже XXI-й. Со своей литературой и жизнью, со своими детскими и недетскими страшилками и жестокостями.
Некоторые психологи считают, что дети рассказывают друг другу страшилки не просто так, а инстинктивно готовя себя к суровым реальностям жизни, к той самой жестокости. Может быть. Но какова она, реальность?
Перескажу три сегодняшние истории.  
История первая.
Жили-были две молодые девушки, Нина и Ольга, одна в далекой Иркутской области, другая - в благодатном Краснодарском крае. Их объединяло одно - стремление уехать в Москву. Что они и сделали. Встретились в столице, шапочно познакомились. Через некоторое время Нина вышла замуж за москвича и родила ребенка. А у Оли как-то не сложилось, до сих пор без работы и без регистрации. И надо же было, что они (в громадной Москве!) совершенно случайно встретились у магазина. Нина была с полуторамесячным ребёнком в коляске. Оля тут же вызвалась присмотреть за мальчиком, пока Нина сходит за покупками. И – похитила ребенка. Когда её через два дня задержала милиция, Оля буднично пояснила, что хотела продать ребёнка краснодарским цыганам, но маленький мальчик отказался сосать соску и изошёл криком до смерти. Тогда она его закопала в Лосином острове – громадном лесном массиве на северо-востоке Москвы...
История вторая.
Жила-была Пруссия со столицей в городе Кёнигсберге. После Второй мировой войны она стала Калининградской областью в составе РСФСР. Немцев там, понятно, не осталось. Для заселения территории в 1947 году объявили по стране оргнабор. В народе его называли “вербовка”, а контингент – “вербованным”. Люди приехали разные, с бору по сосенке, многие - шибко неустойчивые по части выпивки. В конце концов к 1974 году работать там стало некому, и объявили новый оргнабор. Но представители его имели те же слабости, что и предыдущие. И жизнь себе устроили соответственную. Калининград сверкает цивилизацией, а стоит отъехать за 50 километров в село – увидишь многое другое.
Главная задача там всё та же – найти выпить. Благо сейчас проще, в каждом селе есть подпольный магазин, где торгуют палёнкой или самогонкой. Но с деньгами, как и прежде, трудно. И тогда некоторые придумали способ – оставлять в залог своих детей. То есть это не бомжи какие-нибудь, которые возьмут бутылку и исчезнут навсегда. Это люди, привязанные и к месту, и к своим детям. Потому что за день в крайнем случае на другой день находят деньги, расплачиваются и вызволяют ребятишек. Хотя и логика подпольных торговцев не очень понятна. Зачем им дети-заложники, если выпивохи никуда не денутся, всё равно придут к ним за очередной бутылкой?
Непонятна, сложна и третья история.
Жили-были в Москве Левон Чахмахчян и Борис Кузнецов. Оба - люди известные. Чахмахчян – член Совета Федерации, сенатор от Калмыкии. Кузнецов – адвокат. Однажды, в прошлом году, сенатора Чахмахчяна задержали в неком офисе работники Федеральной службы безопасности. В его портфеле обнаружили 300 тысяч долларов. По версии ФСБ, это лишь пятая часть взятки от компании “Трансаэро” за помощь в решении таможенных проблем.
Вскоре народный хурал Калмыкии лишил Левона Чахмахчяна сенаторских полномочий и как следствие сенаторской неприкосновенности. Его арестовали, и он стал обычным подследственным гражданином. Защищать бывшего сенатора взялся известный адвокат Борис Кузнецов. Знакомясь с делом, он обнаружил справку ФСБ. Из неё следовало, что ФСБ, с санкции Верховного суда, начала прослушивание телефонных разговоров сенатора с 23 мая. Но ведь сенаторских полномочий его лишили только месяц спустя, 23 июня! А на момент прослушки он был законным членом Совета Федерации со всеми правами неприкосновенности.
“Мне сделали ценный подарок, и грех было им не воспользоваться, - сказал журналистам Борис Кузнецов. - Я сфотографировал эту справку, так как она была доказательством вопиющего нарушения закона”.
И передал фотокопию справки в Конституционный суд.
Последствия были самыми неожиданными. ФСБ обратилась в прокуратуру, а прокуратура возбудила уголовное дело против адвоката по обвинению в разглашении государственной тайны. И Тверской суд Москвы дал согласие на привлечение Кузнецова к уголовной ответственности.
После чего адвокат Борис Кузнецов срочно выехал в неизвестную европейскую страну и теперь ждет, как обернутся события. Звонит родным и друзьям, говорит, что в крайнем случае будет просить политическое убежище.
Адвокатское сообщество считает, что Кузнецов поступил как честный гражданин и юрист. Узнав о нарушении закона, он поставил в известность высшую юридическую инстанцию – Конституционный суд. Если за это привлекать к уголовной ответственности, то...
И тут мы сталкиваемся не с юридической коллизией, а с российской.
Если закон нарушает государственная структура, в данном случае ФСБ, то можно ли это квалифицировать как нарушение закона?
И Конституционный суд, и прокуратура, и Тверской районный суд косвенно подтвердили, что нет. Сотрудники государственных структур могут нарушать закон, и это не будет считаться нарушением закона.
Три рассказанные мною страшилки объединяет не только время действия – июль 2007 года, но и отношение к ним в обществе, которое можно выразить двумя словами: “Ничего особенного”.
Например, один из главных законодателей страны, заместитель председателя Совета Федерации России сенатор Александр Торшин сказал: “Спокойнее надо относиться к прослушкам. Что может быть такое, чего вы не хотите, чтобы услышали, если вы не занимаетесь преступной деятельностью?”.
Вообще-то мы все хотим соблюдения законности. Прежде всего – со стороны государства.