О ПОДВИГАХ, О ДОБЛЕСТИ, О СЛАВЕ
Культура
«300» - жестокий, яростный, красивый – и в основном созданный на компьютерах – фильм о древних спартанцах. Фильм искусственный, синтетический, хотя и основан на исторических событиях.
Что-то очень реальное случилось 25 столетий назад на северном побережье Греции, в узком проходе среди скал, названном Фермопильским ущельем. В августе 480 года до н.э. здесь собралась греческая армия в составе 7000 человек, включая 300 спартанцев во главе с царем Леонидом. Спартанцы были устрашающими воинами, жестоко тренированными с детства - древний эквивалент омоновцев или спецназа. В Фермопилах грекам предстояло встретиться с армией персов численностью в 250000 человек и под командованием царя Ксеркса. Шансы были против греков, исход битвы предсказуем. Большая часть греческой армии дрогнула и отступила, но 300 спартанцев, центральное ядро этой армии, выбрали остаться, полагаясь на естественное стратегическое преимущество Фермопильского прохода. Они продержались три дня – без всякой надежды, без единой военной возможности выиграть – и затем все до одного пали на поле битвы. Их отказ сдаться, сменить свою свободу на персидский гнет вдохновили остальных греков, которые в конце концов поднялись как единая нация и прогнали захватчиков из своей страны. На месте сражения в Фермопилах был поставлен памятник в виде каменного льва с многозначительной надписью: «Странник, весть отнеси всем гражданам Лакедемона: честно исполнив закон, здесь мы в могиле лежим».
Так это было тогда. А в мае фильм о битве при Фермопилах, названный “300”, вышел на мировые экраны. Фильм был поставлен молодым режиссером, в нем нет ни одной кинозвезды, и он уникален в своей непохожести ни на один, до него содеянный фильм. Съемочная площадка, место действия, армии, кровь, слоны, носороги – все сделано на компьютерах. Очень мало натуры, за исключением актеров. Это очень красиво, и это вполне могло бы стать будущим кинематографа. Но стоит ли настаивать на этом?
В 1962 году мальчик Фрэнк Миллер отправился в кино со своими родителями. Шел фильм Рудольфа Матэ «300 спартанцев». Миллеру было 5 лет. Фильм потряс мальчика. Он даже подбежал к экрану, чтобы убедиться, что герои на самом деле умирали. Раньше он считал героями людей, которых в конце награждают медалями или вручают им ключи от побежденного города. После фильма Матэ мальчик стал считать героями тех, кто сражается за правое дело, не задумываясь о последствиях, - что будет, то будет! Когда Миллер вырос, он сочинил комикс о битве при Фермопилах и назвал его просто “300”. Когда кинорежиссер Зак Снайдер прочел этот комикс, он тут же загорелся поставить по нему фильм с тем же названием.
Когда Матэ снимал «300 спартанцев», он упаковал свою аппаратуру, прихватил артистов и все необходимое для съемок и отбыл в Грецию. Когда Снайдер ставил свой кинокомикс “300”, он заперся в комнате с группой мудреных компьютеров.
Снайдер принадлежит к избранному клану кинорежиссеров, вдохновленных неисчерпаемыми возможностями современных технологий. Они ищут новые пути съемки фильма без реквизита, съемочной площадки, статистов, натуры и замены их компьютерными эквивалентами. Кино всегда непрочно соотносилось с реальностью. Новая волна режиссеров полностью разрывает эти связи. Пионером был Джордж Лукас, как и Керри Конран, одинокий талант, снявший фильм «Небесный капитан и завтрашний мир», - фильм высоко хвалимый критикой, но мало виденный публикой. В культовом хите Роберта Родригеcа «Грешный город» (также основанном на графическом романе Миллера) нет ничего реалистичного, кроме людей.
Компьютер вторгается и в более традиционные фильмы: в «Кровавом бриллианте» слеза была дигитально добавлена к щеке актрисы – задним числом, после события – чтобы эмоционально усилить решающую сцену.
Когда Снайдер увидел «Город грехов», он сказал: «Я могу это сделать». И сделал. Он снимал “300” почти полностью на складе в Монреале. Только одну сцену сделал снаружи, и это потому, что трудно изобразить скачущих галопом лошадей внутри помещения.
Странные вещи происходили на этом складе. Компьютерная графика вместо реала, рисованная на компьютере натура требовали от режиссера предельного напряжения сил. Актеры играли «всухую», лишь представляя, где они находятся и что они видят. Снайдер должен был заставить актеров видеть то, что он видел, а он видел то, чего еще не было в реале. Актеры воображали горы, узкий проход в Фермопилах, где на них, спартанцев, двигалась целая армия персов. В отличие от полуголых спартанцев, персы были все в доспехах, латах и кольчугах. И это тоже нужно было представить, чтобы было куда наносить удары копьем.
Как ни странно, этот род актерства, требующий воображения, напоминает старинные театральные подмостки, где есть только лампионы и пустая сцена. Нет никаких границ. Нет никакого эмоционального реквизита. Только актер и воображаемое пространство.
Когда так много компьютерной графики в мощнейшем видеоряде, единственная связь фильма с реальным миром – телесность актеров, играющих спартанцев. Чтобы обратить голливудских актеров в спартанцев, понадобилось восемь недель интенсивной диеты, гимнастического тренажа и обучения воинскому искусству. В результате возникли спартанские воины в красных плащах, с обнаженной и образцовой крутой мускулатурой атлетов. По очевидному замыслу продюсера, мужественные полуголые спартанцы во всей красе своей тренированной плоти – своего рода манок, чтобы заполучить зрителей не только традиционной сексуальной ориентации. От актеров, вовлеченных в батальные сцены, требовался такой неистовый энергетизм, какого еще не знал кинематограф.
Традиционные съемки – актеров кинокамерой – заняли всего 60 дней. Но на окончательную отделку фильма с привлечением почти всех современных технологий кино-спецэффектов ушел целый год.
Не забудем первоисточник этого фильма – комикс Фрэнка Миллера. Этот фильм-комикс в точности воспроизводил визуальную энергетику рисованного оригинала. Каждый кадр был просмотрен заново и окрашен в интенсивно грозовые краски – как в оригинале Миллера. Были созданы с нуля животные, и ландшафты, и целые армии. Работа над фильмом, основанном на компьютерной графике, напоминает скорее работу рисовальщика, а не съемку кадров. Сочиненные компьютером слоны встают на дыбы и летят вниз с обрывистых скал, также созданных компьютером. Там будут пластмассовые горы и синтетическая рожь. Персидский царь Ксеркс – очень гротескный образ – исколотый пирсингом и увешанный драгоценностями, будет ростом в 9 футов.
В одной сцене дева-оракул танцует в трансе, её волосы и текучее одеяние исполняют как бы отдельный танец вокруг ее обнаженного тела. Всегда что-то странное чудится в образе, не подчиняющемся физическим законам. Но Снайдер объясняет, что дева-оракул на самом деле танцевала в баке с водой и затем была дигитально перенесена в кадр.
Кстати, “300” каждым инчем своим заработал рейтинг R, начиная с любовной сцены царя Леонида и его жены, милующихся в полном блеске своей наготы.
Каждая индивидуальная битва, каждое движение руки или удар щитом поданы в замедленном ритме. И только переходы между этими напряженными, предельно детализованными кадрами происходят стремительно, эмоционально и патетично – под грохот саундтрека. Мы слышим крик обезумевшего от горя отца, когда на его глазах сыну отрубают голову, и мы видим замедленный балетный полет копья – перед тем, как ему вонзиться в тело. В этих ритмических переходах от ускорения к замедлению во время битвы и проходит весь фильм.
Сюжет фильма складывается из батальных сцен, и никогда еще в истории кино баталии не выглядели так красиво. Суровым, яростным, всегда готовым ринуться в бой спартанцам противостоят несобранные, какие-то разгильдяйские персы, к тому же морально неустойчивые - опять же в отличие от высокоморальных героических греков, спасающих свой народ и своих близких и знающих, что домой они не вернутся. Пафос фильма как раз и складывается из тех ценностей, которые были востребованы в древней Спарте: храбрость, отвага, жестокость, искусство убивать.
В результате получился очень красивый, очень зрелищный, почти слишком совершенный фильм. Каждый кадр насыщен действием и выписан, как живописное полотно. Ни одной лишней волосинки или песчинки. Все шумы и диссонансы дигитально устранены. Это прекрасно, но это более прекрасно, чем реально. Фильмы получают дополнительный допинг от напряжения между режиссером и реальностью, от усилий артиста укротить неподатливый мир, и эта напряженность отсутствует в “300”. Фрэнсис Коппола сказал о своем фильме «Апокалипсис сегодня»: «Мой фильм не о Вьетнаме. Мой фильм и есть Вьетнам». Долгая пиррова борьба Копполы против джунглей и снабдила его фильм воистину сумасшедшей энергией. В “300” этого сопротивления материала художнику почти нет.
Но в защиту Снайдера скажем, что его фильм и не претендует на реализм и историческую достоверность. Ко всему прочему, это удивительно бескровный фильм. Ни спартанцы, ни их щиты, мечи и шлемы не политы вражеской кровью. Копье, войдя в тело, выходит оттуда бескровно. Если же кровь все же появляется, она воспринимается как краска - краска на полотне. Вполне вероятно, что только таким путем нынче можно делать кино о войне или, по крайней мере, только так можно сделать кино о войне, которое не будет антивоенным фильмом.
“300” превращает отвратительнейшее из человеческих зрелищ в нечто прекрасное. На экране смерть приобретает смысл, которого часто лишена в жизни. Конфликт ничем не осложнен, предельно ясен. Причины побоища очевидны. Побуждения прозрачны. Может быть, когда эта битва при Фермопилах случилась, все не было так ясно и очевидно. Тогда “300” – это мифологическая версия реальности, реальности царя Леонида и его трехсот величайших воинов в истории.
Что же ждет кино в будущем? Компьютер уже заменил съемки с натуры, потеснил оператора, и кто знает, возможно, настанут скоро времена, когда он заменит сценариста, актера, режиссера, а может быть, даже и продюсера. Кто знает, может быть и зрителя. Представьте себе: сидят в кинозале компьютеры и смотрят фильм, сделанный компьютером. Невеселое зрелище.
Что-то очень реальное случилось 25 столетий назад на северном побережье Греции, в узком проходе среди скал, названном Фермопильским ущельем. В августе 480 года до н.э. здесь собралась греческая армия в составе 7000 человек, включая 300 спартанцев во главе с царем Леонидом. Спартанцы были устрашающими воинами, жестоко тренированными с детства - древний эквивалент омоновцев или спецназа. В Фермопилах грекам предстояло встретиться с армией персов численностью в 250000 человек и под командованием царя Ксеркса. Шансы были против греков, исход битвы предсказуем. Большая часть греческой армии дрогнула и отступила, но 300 спартанцев, центральное ядро этой армии, выбрали остаться, полагаясь на естественное стратегическое преимущество Фермопильского прохода. Они продержались три дня – без всякой надежды, без единой военной возможности выиграть – и затем все до одного пали на поле битвы. Их отказ сдаться, сменить свою свободу на персидский гнет вдохновили остальных греков, которые в конце концов поднялись как единая нация и прогнали захватчиков из своей страны. На месте сражения в Фермопилах был поставлен памятник в виде каменного льва с многозначительной надписью: «Странник, весть отнеси всем гражданам Лакедемона: честно исполнив закон, здесь мы в могиле лежим».
Так это было тогда. А в мае фильм о битве при Фермопилах, названный “300”, вышел на мировые экраны. Фильм был поставлен молодым режиссером, в нем нет ни одной кинозвезды, и он уникален в своей непохожести ни на один, до него содеянный фильм. Съемочная площадка, место действия, армии, кровь, слоны, носороги – все сделано на компьютерах. Очень мало натуры, за исключением актеров. Это очень красиво, и это вполне могло бы стать будущим кинематографа. Но стоит ли настаивать на этом?
В 1962 году мальчик Фрэнк Миллер отправился в кино со своими родителями. Шел фильм Рудольфа Матэ «300 спартанцев». Миллеру было 5 лет. Фильм потряс мальчика. Он даже подбежал к экрану, чтобы убедиться, что герои на самом деле умирали. Раньше он считал героями людей, которых в конце награждают медалями или вручают им ключи от побежденного города. После фильма Матэ мальчик стал считать героями тех, кто сражается за правое дело, не задумываясь о последствиях, - что будет, то будет! Когда Миллер вырос, он сочинил комикс о битве при Фермопилах и назвал его просто “300”. Когда кинорежиссер Зак Снайдер прочел этот комикс, он тут же загорелся поставить по нему фильм с тем же названием.
Когда Матэ снимал «300 спартанцев», он упаковал свою аппаратуру, прихватил артистов и все необходимое для съемок и отбыл в Грецию. Когда Снайдер ставил свой кинокомикс “300”, он заперся в комнате с группой мудреных компьютеров.
Снайдер принадлежит к избранному клану кинорежиссеров, вдохновленных неисчерпаемыми возможностями современных технологий. Они ищут новые пути съемки фильма без реквизита, съемочной площадки, статистов, натуры и замены их компьютерными эквивалентами. Кино всегда непрочно соотносилось с реальностью. Новая волна режиссеров полностью разрывает эти связи. Пионером был Джордж Лукас, как и Керри Конран, одинокий талант, снявший фильм «Небесный капитан и завтрашний мир», - фильм высоко хвалимый критикой, но мало виденный публикой. В культовом хите Роберта Родригеcа «Грешный город» (также основанном на графическом романе Миллера) нет ничего реалистичного, кроме людей.
Компьютер вторгается и в более традиционные фильмы: в «Кровавом бриллианте» слеза была дигитально добавлена к щеке актрисы – задним числом, после события – чтобы эмоционально усилить решающую сцену.
Когда Снайдер увидел «Город грехов», он сказал: «Я могу это сделать». И сделал. Он снимал “300” почти полностью на складе в Монреале. Только одну сцену сделал снаружи, и это потому, что трудно изобразить скачущих галопом лошадей внутри помещения.
Странные вещи происходили на этом складе. Компьютерная графика вместо реала, рисованная на компьютере натура требовали от режиссера предельного напряжения сил. Актеры играли «всухую», лишь представляя, где они находятся и что они видят. Снайдер должен был заставить актеров видеть то, что он видел, а он видел то, чего еще не было в реале. Актеры воображали горы, узкий проход в Фермопилах, где на них, спартанцев, двигалась целая армия персов. В отличие от полуголых спартанцев, персы были все в доспехах, латах и кольчугах. И это тоже нужно было представить, чтобы было куда наносить удары копьем.
Как ни странно, этот род актерства, требующий воображения, напоминает старинные театральные подмостки, где есть только лампионы и пустая сцена. Нет никаких границ. Нет никакого эмоционального реквизита. Только актер и воображаемое пространство.
Когда так много компьютерной графики в мощнейшем видеоряде, единственная связь фильма с реальным миром – телесность актеров, играющих спартанцев. Чтобы обратить голливудских актеров в спартанцев, понадобилось восемь недель интенсивной диеты, гимнастического тренажа и обучения воинскому искусству. В результате возникли спартанские воины в красных плащах, с обнаженной и образцовой крутой мускулатурой атлетов. По очевидному замыслу продюсера, мужественные полуголые спартанцы во всей красе своей тренированной плоти – своего рода манок, чтобы заполучить зрителей не только традиционной сексуальной ориентации. От актеров, вовлеченных в батальные сцены, требовался такой неистовый энергетизм, какого еще не знал кинематограф.
Не забудем первоисточник этого фильма – комикс Фрэнка Миллера. Этот фильм-комикс в точности воспроизводил визуальную энергетику рисованного оригинала. Каждый кадр был просмотрен заново и окрашен в интенсивно грозовые краски – как в оригинале Миллера. Были созданы с нуля животные, и ландшафты, и целые армии. Работа над фильмом, основанном на компьютерной графике, напоминает скорее работу рисовальщика, а не съемку кадров. Сочиненные компьютером слоны встают на дыбы и летят вниз с обрывистых скал, также созданных компьютером. Там будут пластмассовые горы и синтетическая рожь. Персидский царь Ксеркс – очень гротескный образ – исколотый пирсингом и увешанный драгоценностями, будет ростом в 9 футов.
В одной сцене дева-оракул танцует в трансе, её волосы и текучее одеяние исполняют как бы отдельный танец вокруг ее обнаженного тела. Всегда что-то странное чудится в образе, не подчиняющемся физическим законам. Но Снайдер объясняет, что дева-оракул на самом деле танцевала в баке с водой и затем была дигитально перенесена в кадр.
Кстати, “300” каждым инчем своим заработал рейтинг R, начиная с любовной сцены царя Леонида и его жены, милующихся в полном блеске своей наготы.
Каждая индивидуальная битва, каждое движение руки или удар щитом поданы в замедленном ритме. И только переходы между этими напряженными, предельно детализованными кадрами происходят стремительно, эмоционально и патетично – под грохот саундтрека. Мы слышим крик обезумевшего от горя отца, когда на его глазах сыну отрубают голову, и мы видим замедленный балетный полет копья – перед тем, как ему вонзиться в тело. В этих ритмических переходах от ускорения к замедлению во время битвы и проходит весь фильм.
Сюжет фильма складывается из батальных сцен, и никогда еще в истории кино баталии не выглядели так красиво. Суровым, яростным, всегда готовым ринуться в бой спартанцам противостоят несобранные, какие-то разгильдяйские персы, к тому же морально неустойчивые - опять же в отличие от высокоморальных героических греков, спасающих свой народ и своих близких и знающих, что домой они не вернутся. Пафос фильма как раз и складывается из тех ценностей, которые были востребованы в древней Спарте: храбрость, отвага, жестокость, искусство убивать.
В результате получился очень красивый, очень зрелищный, почти слишком совершенный фильм. Каждый кадр насыщен действием и выписан, как живописное полотно. Ни одной лишней волосинки или песчинки. Все шумы и диссонансы дигитально устранены. Это прекрасно, но это более прекрасно, чем реально. Фильмы получают дополнительный допинг от напряжения между режиссером и реальностью, от усилий артиста укротить неподатливый мир, и эта напряженность отсутствует в “300”. Фрэнсис Коппола сказал о своем фильме «Апокалипсис сегодня»: «Мой фильм не о Вьетнаме. Мой фильм и есть Вьетнам». Долгая пиррова борьба Копполы против джунглей и снабдила его фильм воистину сумасшедшей энергией. В “300” этого сопротивления материала художнику почти нет.
Но в защиту Снайдера скажем, что его фильм и не претендует на реализм и историческую достоверность. Ко всему прочему, это удивительно бескровный фильм. Ни спартанцы, ни их щиты, мечи и шлемы не политы вражеской кровью. Копье, войдя в тело, выходит оттуда бескровно. Если же кровь все же появляется, она воспринимается как краска - краска на полотне. Вполне вероятно, что только таким путем нынче можно делать кино о войне или, по крайней мере, только так можно сделать кино о войне, которое не будет антивоенным фильмом.
“300” превращает отвратительнейшее из человеческих зрелищ в нечто прекрасное. На экране смерть приобретает смысл, которого часто лишена в жизни. Конфликт ничем не осложнен, предельно ясен. Причины побоища очевидны. Побуждения прозрачны. Может быть, когда эта битва при Фермопилах случилась, все не было так ясно и очевидно. Тогда “300” – это мифологическая версия реальности, реальности царя Леонида и его трехсот величайших воинов в истории.
Что же ждет кино в будущем? Компьютер уже заменил съемки с натуры, потеснил оператора, и кто знает, возможно, настанут скоро времена, когда он заменит сценариста, актера, режиссера, а может быть, даже и продюсера. Кто знает, может быть и зрителя. Представьте себе: сидят в кинозале компьютеры и смотрят фильм, сделанный компьютером. Невеселое зрелище.
