ПРИМАДОННА МАРИЯ ГУЛЕГИНА - ОДЕССКОЕ ДИТЯ

Занавес поднимается и ... зал разражается аплодисментами. Я не припомню, когда в последний раз оперная публика аплодировала художнику. Режиссеры- минималисты приучили нас к аскезе: голым стенам, люкам и разномастной мебели, обозначающей место действия. Художник Дуглас Смит построил на сцене парижский городской пейзаж. Баржа «Жоржетта» стоит на приколе под Парижем. Утром она снимется с якоря и пойдет в Руан. Над Сеной переброшен изящный пешеходный мостик, на котором обнимаются влюбленные. Молодая жена хозяина, в честь которой он назвал баржу, развешивает на палубе белье. Вид у нее усталый и грустный.
На набережной, среди припортовых строений, снует народ. Уличный музыкант продает свои песни. Пьяные грузчики, Тинка и Тальпа, едва держась на ногах, затеяли пляску. Фриголла, дородная жена Тальпы, мечтает о маленьком домике в деревне и хвастается, что достала для своего любимого кота задаром кусок говяжьего сердца.
Маленькие радости маленьких людей. Луиджи, молодой грузчик, любовник хозяйки, жалуется на трудную жизнь, безденежье и безработицу. Он парижанин, он здесь родился и вырос, но он ревнует любимую женщину к хозяину - мужу и хочет сойти с баржи в Руане. Любовный дуэт Луиджи и Жоржетты тоже не весел: они должны скрываться от Микеле, у них нет будущего, им не создать семью. Декорация, мизансцены, музыка и голоса находятся в абсолютном единении.
Пуччини считается основателем музыкального экспрессионизма. Он вводит в партитуру звуки пароходных гудков, автомобильных рожков, голоса уличных певцов и другие звуки жизни большого портового города. Режиссер Жак О.Бриен, сценограф Дуглас Шмидт, костюмер Джесс Гольдштейн, светорежиссеры Юлис Фишер и Пегги Эйзенхауэр создали на сцене атмосферу реальной жизни, когда зритель забывает условности оперного жанра и следит за событиями затаив дыхание.
Уникальные голоса Метрополитен-опера в этом спектакле подобраны особенно тщательно. Болтушку Фруголу поет знаменитое меццо-сопрано Стефани Блит, чрезмерный вес которой нисколько не мешает ее востребованности. В «Триптихе» она занята во всех трех операх. Партию Микеле поет известный испанский баритон Хуан Понс, а Луиджи - сладкоголосый итальянский тенор Сальваторе Личитра, заменивший в свое время заболевшего Лучано Паваротти. Жоржетту - моя любимая певица Мария Гулегина, у которой я взяла интервью после «Набукко». Ее роскошное драматическое сопрано становится центром спектакля. Впрочем, поет - это не совсем точно. Гулегина создает драматический образ большой силы. Она - не просто примадонна, а поющая драматическая актриса.
ПОСЛЕ СПЕКТАКЛЯ
- Мария, почему вы из трилогии выбрали первую оперу «Плащ» и оставили без внимания две другие? Ведь там есть для вас роли.
- Партию Жоржетты я записала еще в 1996 году с фирмой «Дойче Граммофон», так что она была мне знакома. Тогда я не думала, что могу спеть что-то еще из этой трилогии. Как только я начинала учить партию Анжелики, у меня начиналась истерика. То же самое происходило в «Чио-Чио Сан» в сцене прощания с сыном. А сейчас, когда я поработала с театром и посмотрела весь спектакль, я очень хочу спеть и Анжелику, и партию Лауретты из «Джанни Скикки». Вы обратили внимание, я выхожу с розовым детским чепчиком? Это моя придумка. И чтоб розовый - не мальчиковый. Я ведь тоже мать. Моему сыну семь лет.
-Жоржетта в горе, у нее умер ребенок. До адюльтера ли ей?
-Это ее глупость. Это она от горя. Когда кто-то из дорогих людей уходит, в жизни возникает пустота, ее нужно чем-то заполнить.
- Ей не жалко мужа? Он так трогательно молит ее о любви, что даже мне стало его жалко. Он говорит, что если его трубка погасла, это не значит, что погасла его страсть к ней. Де Понс очень хорош как певец и внешне тоже весьма благообразен.
- Конечно, ей его жалко. Но в жизни бывают такие ситуации, когда люди стесняются рассказать друг другу, что они чувствуют. Вместо того чтоб поплакать вместе, они расходятся по разным комнатам. Трещинка сначала, как волосинка, потом начинает расширяться. А ускользает она от его объятий потому, что внизу стоит Луиджи, и ей перед ним стыдно. Люди тогда не обнимались и не целовались прилюдно, не то что сейчас.
- По сюжету вы должны были зажечь спичку, и это был сигнал для Луиджи.
- Да, но я выбросила коробок со спичками в реку. Это означало, что Жоржетта решила порвать с Луиджи и помириться с мужем. Но случилось, что спичку зажег Микель, раскуривая трубку, а Луиджи принял это как условный знак.
-А почему Жоржетта решила помириться с мужем? Она же его разлюбила.
-Потому что он напоминает ей о том, как они были счастливы, напоминает о сыне. Может быть, она ждала этого разговора, ждала, что откроет свою душу. А он все молчал и смотрел на солнце. Это ее раздражало.
- Но задушить под плащом любовника жены и потом бросить жену на его труп - это надо быть очень мстительным и жестоким человеком. Микель не выглядит таким.
-Это драма, где нет виноватых. Микель действовал в состоянии аффекта, он не вынес мук ревности. Хуан Понс с такой силой швыряет меня на мертвого Луиджи что я боюсь, как бы ненароком не пришибить Личитру (смеется).

ПРОДОЛЖЕНИЕ ИНТЕРВЬЮ
В КВАРТИРЕ МАРИИ ГУЛЕГИНОЙ
 Мария только что отпраздновала новоселье. С веранды ее квартиры на 28-м этаже открывается ошеломительный вид на Манхэттен.
-Я, наверное, квартир тридцать пересмотрела - все не то. Если нет балкона - это не квартира. Я ведь одесское дитя, мне обязательно надо, чтобы был балкон.
-А как «одесское дитя» живет без моря?
-Умираю! Если в Италии у меня выдается свободный день, я беру шофера, и мы едем к морю. Километров за 200.
-Где вы жили в Одессе?
-На Мясоедовской. Еврейский район. Молдаванка. Моя мама хорошо говорила на идиш. У меня со стороны матери намешано несколько кровей: украинская, польская, еврейская. А папа армянин. Мейтаржан. Между прочим, «мейтар» на хибру означает «голосовые связки».
-В Одессу не собираетесь?
-Меня приглашали на открытие Оперного театра в октябре. Я бы очень хотела поехать и спеть, это же мой родной город. Но так получилось, что у меня 29 сентября «Аида», премьера, а 4 октября спектакль в МЕТ. Если бы были волшебные крылья... Или частный самолет. Вот если меня сразу после спектакля схватили и посадили бы в самолет... Прилетаю в Одессу, репетирую, пою, концерт - и сразу же назад. Прилетаю в Нью-Йорк, отсыпаюсь и вечером пою спектакль в МЕТ. Тогда все нормально. А рейсовым – никак не успеть.
-Но вот слетали же вы в Канаду между спектаклями.
-Так то Канада. И летели мы ночью на частном джете, который замаскировали под санитарный самолет, потому что ночью нельзя летать. Если считать с репетициями, я четыре дня не сходила со сцены. «Табарро» в МЕТ. Потом перелет в Канаду. Там генеральная репетиция большого гала-концерта. Первое отделение из “Тоски”, второе - из “Аиды”. Успех, цветы, а потом еще и вечеринка. Это самое страшное - болтать после спектакля. Потом этим же частным самолетом – в Нью-Йорк. И еще один спектакль - «Табарро». Говорят, самый лучший. Не знаю, как я выдержала. И как согласился Питер Гелб (директор МЕТ - Б.Е.) - они ведь не любят отпускать солистов. Но канадцам было очень важно, чтобы именно я пела.
-Когда у вас получается лучше: в состоянии стресса или в состоянии покоя?
- В состоянии стресса. Теперь я понимаю, что артист должен быть голодным и несчастным. Только не надо поджигать мою квартиру! (смеется).
-Может быть, вы теперь насовсем переедете из вашего Люксембурга сюда, в Нью-Йорк? Поближе к МЕТ?
-Что вы! У меня дом 8 тысяч футов, куда же я в двухспальную перееду!? Это для Манхэттена огромная квартира, а в Люксембурге у меня два озера, в них осетры. У меня три барашка, вот сейчас родился четвертый. И четыре собачки. Вот эта, Адабелла, путешествует со мной первым классом. Она без меня не живет. (Симпатичная болонка с розовым бантиком нежно целует хозяйку). У меня еще Манон, Норма и Леди. Были Тоска, Аида, Абигайль, но умерли. У меня и огород есть, рядом с кухней. Там у меня зелень растет: укроп, петрушка, огурчики, помидоры... Это такое счастье: утром встала, захотелось салата, побежала и сорвала с грядки. Когда была жива мама, она высадила грядки клубники. Когда Руслан родился, мы высадили аллею фруктовых деревьев. Они уже большие.
-Расскажите о каком-нибудь курьезе. Ведь случались же?
-Это было в Берлине в зале «Квадрига». Были Ангела Меркель, Ющенко и другие главы государств. Ну спела я, потом нас пришли поздравить на сцену. Я отвечала по-русски. Ющенко: “Вы так хорошо говорите по-русски”. Я: “А чого б мени не розмовляты з вамы також украинською мовою?” Он так и ахнул! А его жена говорит: “Помнишь, когда мы были на гала-концерте в ЮНЕСКО, там тоже была потрясаюшая певица. Голос такой же красивый, но та была блондинка, а эта - брюнетка. Значит, у нас уже две знаменитые певицы с Украины” (смеется).
Долго ли стать блондинкой...
-Какое для вас самое значимое событие было в прошлом году?
-Концерт для восьмерки. В Петербурге. Это когда 8 действующих президентов собрались. Но самое, пожалуй, важное - меня наградили орденом Ольги третьей степени. Это - высший орден Православной Церкви.
У меня был концерт в Екатеринбурге. А в газетах написали, что я приехала не на гастроли, а паломницей к месту гибели царской семьи. Ну как я могу за это взять деньги? Это был концерт памяти царской семьи. В первом отделении молитвы, во втором - молитвы из опер.
Мне Господь дал голос. Я пою и зарабатываю на себя и свою семью. И считаю нужным помочь там, где могу. Дала на детский дом в Майкопе. На матерей, которые усыновили других детей к своим пяти-шести. На детей Чернобыля. На молодые таланты. Единственное, на что не даю, - это на войну. Я хотела прилететь на День Победы и спеть песни военных лет. Не получилось. «Гулегина! Да не будет она петь на площади!»
У них такой стереотип: мол, раз примадонна, то обязательно в театре с колоннами и люстрой. А я просто мечтала приехать и спеть хоть с грузовика, как на фронте пели. У меня и репертуар был готов.
Знаете, в прошлом году я смотрела по телевизору концерт на Красной площади.. Это было просто издевательство. Дело даже не в голосах: у Бернеса вообще не было голоса, он пел душой. Главное - это иметь сердце и душу. Иметь право прикоснуться к этим великим песням. Я ничего не имею против этих оголенных девочек, но если мне надо петь песни военных лет, я никогда не выйду в таком «прикиде». Они совершенно не понимают ни смысла этих песен, ни той великой роли, которую они сыграли в войну. Там в зале сидело считанное количество людей маминого возраста, и я представляю, как им было больно это слушать. Я не могла остановить слез, поехала ночью на кладбище. По дороге купила охапку цветов, пришла к маме на могилу, сидела и плакала.
-Какую сокровенную мысль вы бы хотели подарить напоследок вашим читателям и почитателям?
-Я вылетела из консерватории таким неоперившимся певцом и попала в великий театр “Ла Скала”. И начала петь по всему миру. А годы пролетели так быстро... Мастерство, которое я накопила за эти годы, - бесценно. Но годы-то пролетели. И вот теперь я хочу вернуться с этим накопленным мастерством в то время, когда мне было только 22. И вернусь! Сейчас я чувствую себя на 26. Сыну - семь. Нормально! Убейте - не докажете, что мне больше!

Белла Езерская