Николай САМОХИН: НЕЛЬЗЯ НАМ ТЕРЯТЬ И ТЕРЯТЬСЯСмерть в Голицыне
18 лет назад, зимней ночью, покончил с жизнью Коля Самохин. Повесился в подмосковном Голицыне, в литфондовском Доме писателей.
Сейчас в Москве – белым-бело, непрерывный снегопад. Как воздаяние за черную землю в ноябре, декабре и январе. Снег валит и валит. Передо мной на столе старая, 30 лет назад изданная в Новосибирске книга Коли Самохина – «Время больших снегопадов». В 1987 году, за два года до самоубийства, он написал на ней: «Сережа, чтоб сбыться и статься, /Нельзя нам терять и теряться. /Тем паче теряться не надо /Во Время Больших Снегопадов».
Он родился в 1934 году. Вырос на трущобной окраине Новокузнецка. Города с уголовно-лагерной атмосферой и по сибирской судьбе, и по причине строительства громадного металлургического комбината (всё ведь строилось руками зеков!). Это была даже не рабочая окраина, а то, что называлось слободка. «Рабочий класс существовал выше – в бараках и немногочисленных двух-и трехэтажных коммунальных домах. На Аульской же улице ютился люд вербованный, перелётный, деклассированный, одним словом, элемент...»
Отец – ломовой извозчик, по-старому говоря. А по-советски - возчик местной конторы гужевого транспорта. Хотя и странный - с четырьмя классами ЦПШ, церковно-приходской школы. Его, дюже грамотного по тем временам, изо всех сил тянули в мелкие начальники. Отбивался, рвался на конный двор, к лошадям. Друзья-товарищи-корешки Коли - тоже не из гимназий. Дети военных лет. Первая учительница, разумеется, Марья Ивановна, просит деточек спеть песни, кто какие знает. С соседней парты поднимается девочка Нина:
Двенадцать часиков пробило,
Чеснок идет домой.
А качински ребята кричат ему: «Чеснок, постой!»
Два парня подскочили и сбили его с ног,
Два острые кинжала вонзились в левый бок...
Марья Ивановна в испуге просит спеть что-нибудь другое. Да пожалуйста!
Перебиты, поломаны крылья!
«Марья Ивановна решила, наверно, что это песня про наших героических летчиков-истребителей, и одобрительно кивнула головой», - пишет Коля.
А деточка-первоклассница уже голосила:
Кокаином - серебряной пылью!
Все дороги мне в жизнь замело!
На той Аульской улице, в той слободке, в той жизни героями для многих детей были парни в кепочках-хулиганочках-восьмиклинках, с челочкой до глаз, с фиксой (железной коронкой на зубе) во рту, с финкой за хромовым сапогом-гармошкой... Настоящие урки, настоящие блатные, а большей частью - приблатнённые, для которых «Илиадой» и «Одиссеей» была песня «Гоп со смыком». (Сейчас на сайтах интернета её публикуют в кургузом, жалком виде, со ссылкой на 1926 год. Разумеется, это печатный вариант. Кроме того, она жила и сочинялась в блатном народе сама по себе, постоянно дополнялась, отображая предвоенное, военное и послевоенное время. Я, рожденный в 1950 году, хорошо помню, что мы насчитывали в той песне уже 120 куплетов. Илиада и Одиссея...)
Оттуда, из той слободки, и вышел в жизнь наивный и в то же время умудрённый жизнью интеллигент, чуткий писатель, журналист Николай Самохин. Королем фельетонов называли его авторы и читатели «Вечернего Новосибирска». Всесоюзную известность он получил как собственный корреспондент «Литературной газеты» по Западной Сибири. За очерки и статьи его публично называли очернителем, пытались уволить, писали в ЦК КПСС. В 1976 году торжественно сидит Коля в Колонном зале Дома Союзов как почтенный делегат съезда писателей РСФСР, и вдруг со звуком открывается дверь, раздается зычный голос: «Самохин, на выход!». Коля, смеясь, рассказывал, что для него это прозвучало как конвойно-вохровское: «Руки за голову, падла!».
Повезли разбираться по жалобам товарищей из сибирских обкомов-облисполкомов. Но «Литературка» отстояла своего собкора. В Сибирь отправили бумагу-отписку: член ЦК КПСС товарищ Чаковский принял к сведению, рассматривает вопрос... Бессменный главный редактор «Литературной газеты» Александр Чаковский был тогда, кажется, не членом ЦК, но всё-таки – кандидатом в члены ЦК. Куда уж выше!
А там, в Сибири, Коле всё же отомстили. За сказку «Как два генерала не смогли одного мужика прокормить» командование Сибирского военного округа разжаловало старшего лейтенанта запаса Самохина в рядовые запаса! Вызвав много хохота в литературно-художественных кругах. В 1977 году, будучи в Новосибирске, я кричал на наших застольях: «Рядовой Самохин! Ведите себя прилично в обществе офицеров и сержантов запаса!»
Веселились.
А через 12 лет – самоубийство. И никто не может сказать почему.
В те годы Коля был на подъеме. Перестройка. Гласность. В 1987 году - книга в «Советском писателе», в 1988-м – в «Современнике». Для литературного Новосибирска, где своё издательство, две книги подряд в Москве!!! - это очень значимо, очень авторитетно. Такой человек сразу признавался мэтром.
С гордостью могу сказать, что и я тому способствовал. Работая редактором в издательстве «Современник», позвонил Коле: «Присылай заявку, будем ставить книгу в план!»
Реакция Коли была бурной и понятной: «Да ты что! По заявке?! Да так с нами не бывает! Это что ж творится на свете?!»
Порядок был такой. Закончив рукопись, проработав над ней года три, к примеру, писатель присылает ее в издательство, допустим, в начале 1986 года. Здесь ее полгода рассматривают. Если принимают, включают в план редакционной подготовки на 1987 год. После утверждения - в план выпуска-88. Три года! Это считалось идеальным вариантом, говорили: «Книга пошла с колёс!».
По заявке же, когда книга только в голове, в чернильнице, включали в план живых классиков и секретарей Союза писателей РСФСР и СССР.
Но уж никак не юмориста-сатирика, в каковые зачисляли Самохина.
Да и сам он (правда, очень давно, 30 лет назад) писал о себе как о юмористе-сатирике: на какого только из пегасов я не пытался сесть в литературе - Поэзия, Лирическая Проза, Высокая Романтика, а всё равно с годами оказывалось, что у моих пегасов вырастают ослиные уши, что лучше всего мне на ишаке, потому что на ишаке бродил по жизни любимый литературный герой Ходжа Насреддин.
Таким его и изобразил новосибирский художник В.Калачев на обложке книги «Время больших снегопадов».
Представляю читателю один из рассказов Коли, написанных в 80-е годы.
Москва
comments (Total: 2)
Мой любимый советский. Истрепал два экземпляра его книжки "Время больших снегопадов" (с пегасом-ослом) за 35 лет...
Не повесили его точно.
Он сам ушел...
"не выдержав перестроечной лжи" - ближе всего, мне кажется...
А еще точнее, как сказал Илья: ""новая ложь" была для него хуже старой"...