Вени, види, враки...

Когда бы ни приходилось писать об израильском кино, всегда испытываешь благоговейный трепет. Кинематограф Израиля - не до конца разгаданный феномен: крохотная страна, изначально, казалось бы, не могущая быть флагманом киноиндустрии, завоевала признание знатоков-эстетов и безоговорочную любовь зрителя во всем мире. Это яркое, эмоциональное, зрелищное кино! Чудес не бывает: своего Феллини или Тарковского на Святой земле еще только ждут, равно как и Скорцезе с Копполой. Но, похоже, дождутся: израильский фильм может быть хорошим, плохим, спорным, заставляющим критика кипятиться, подобно депутату Кнессета, - но он не может быть бесцветным.
Фестивали израильского кино - вещь традиционная для многих мировых столиц, включая Нью-Йорк. В последние пару лет по досадным случайностям эти кинофорумы прошли мимо меня - тем с большим воодушевлением восприняла недавнее приглашение на пресс-просмотр новой киноленты «Ближе к дому» (Close to Home), снятой двумя израильскими женщинами-режиссерами Види Билу и Далией Хагер. Фильм был представлен на на восьми кинофорумах, включая авторитетный Берлинский, был он показан в нынешнем году и у нас на Манхэттене, на фестивале в Трайбеке. На Иерусалимском кинофестивале 2005 года он был награжден специальным призом за лучший сценарий.
...Зрительный ряд скуповат, камера почти неподвижна: это не райские кущи - казармы Армии Обороны Израиля. В нее забирают без спросу, в ней жесткие приказы и мужской быт. Две молоденькие израильтянки Смадар (Смадар Сайар) и Мирит (Наама Шендар) несут службу в Иерусалиме. Девушки должны в паре патрулировать улицы города и проверять документы у подозрительных личностей - естественно, арабов. Вместе их поставили без учета психологической совместимости, и никого не волнует, что сослуживицы, мягко говоря, не в восторге друг от друга. Мирит - тихоня, типичная школьная отличница, которая слушается приказов старших и выполняет их беспрекословно. Смадар - хамовата, склонна улизнуть от службы: может, например, сбежать в парикмахерскую, оставив Мирит одну, может с легкой душой стибрить в магазине то, что понравится. Свою молчаливую напарницу, которую не удается подбить ни на выпад против начальства, ни на какой иной экстравагантный поступок, она при случае не прочь выставить на посмешище (то покупает ей дурацкую некрасивую шляпу, то уговаривает женатого мужчину пойти на свидание к Мирит, попавшей в переделку). Однако после очередного взрыва в Иерусалиме нагловатая Смадар становится серьезней и собранней. Но теперь Мирит, странным образом «расшевелившись» под негативным влиянием, переходит в ряды нарушителей армейской дисциплины: она запросто убегает со своего поста у входа в отель и танцует с кавалером в ресторане, в результате чего попадает в военную тюрьму. Армейское начальство, туда ее упекшее, предстает в образе бабы-овчарки, которая поначалу орет и стращает девушек-первогодок, но потом сама «ловится» с кавалером: всепобеждающую человеческую сущность и слабость никому не скрыть.
О чем же этот нетипичный фильм? Судя по явным симпатиям создателей к героиням, о попираемой военщиной женской сущности. Армия - место сугубо для мужчин! Этот нехитрый смысловой посыл прочитывается сразу: девушкам хочется любви, танцев, химических завивок, пирожных с кремом, болтовни по мобильникам - а все названное категорически исключается во время несения службы. Правда, потом, в конце дня, - можно, в увольнительной - пожалуйста. Отчего в этом случае естественные ограничения воспринимаются героинями так остро, понять сложно - тем более что собственно служба не тяжела, она не предусматривает участия в боевых действиях и ночевать можно вообще дома, а не в казарме (о том и название фильма). И с бойфрендами встречаться не возбраняется... Но почему же танцевать в баре или делать салонную прическу нужно непременно на службе? А потому, отвечают нам режиссеры, что служба эта - бессмысленна. И вот тут лирические линии сюжета отступают в тень - налицо жесткий политический вызов.
Патрулирование иерусалимских улиц - дело позорное. Проверяемых не хватает, патрулируемых оказывается больше, они скандально набрасываются друг на дружку: «Я перепишу этого!» - «Нет, я!» Мирные «профилируемые» люди, все как один выглядящие прилично и дружественно, с объяснимым чувством неловкости за этими разборками наблюдают... Очевиден и позор другого рода: девушки останавливают исключительно арабов - стало быть, нарушают их права (конечно, ошибиться, приняв соплеменника за потомка Ишмаэля, иногда можно - но речь не об исключениях). Экранные арабы, представители несуществующего палестинского народа несуществующего государства Фалястын подчеркнуто незлобивы и симпатичны - любому показалось бы просто неудобным требовать у них удостоверения личности. Агрессивна лишь женщина с мальчиком, которую останавливает Смадар - но понять мать легко: ее сыну велено выбросить еду, которую он в момент проверки жует. «Что в этой пите? - резко взмахивая кулаками, кричит арабка. - Огурцы, сыр и оливки! Что тут выбрасывать?» Смадар указывает на табличку, запрещающую есть на контрольно-пропускном пункте. Выглядит в этот момент девушка-солдат чистого вида угнетательницей и поработительницей. Нетрудно понять (а то и вовсе оправдать как историческую месть...), что, съев свое, щекастенький мальчик с благословения мамы рано или поздно примерит-таки пояс шахида...
Армейские правила пишут моральные уроды и политиканы, страдают от них все - тонкие ранимые девичьи души, которым хочется любви, и угнетенные мусульмане, которые абсолютно никаких дурных намерений не таят - вопрос только, кто устраивает в Израиле террористические акты один за другим...
Фильм, уже идущий в демократичной Америке широким экраном, поражает неприятной тенденциозной надуманностью. Естественно, захотелось узнать, из каких источников почерпнули правду сюжета молодые режиссеры Види Билу и Далия Хагер. Судя по предоставленной журналистам информации, из собственной жизни: Види лично патрулировала иерусалимские улицы в годы несения военной службы (в интервью с представителями израильской прессы она подчеркнуто и неоднократно называет ее «принудительной»). Далия в свои армейские годы мирно работала секретарем в тель-авивском офисе, но она полностью разделяет взгляд коллеги на израильскую армию как на двухлетний кошмарный сон.
Обе обучались режиссуре в израильских киношколах и явно знают, что такое типизация. В том же интервью на вопрос журналистов, с кем из героинь она себя отождествляет, Види с удовольствем ответила: со Смадар! И пояснила: в армии она сама с большим удовольствием щеголяла заборными словами, когда надо было объяснить тупым командирам, что слушать их приказы она не желает. Тогда ее спросили еще раз, уже напрямую: о чем ваш фильм? «О людях! - важно ответила Види. - Я хотела снять фильм о людях, которые хотят выжить. В жизни случаются ужасные вещи. Я не могу вообразить, что было бы, если бы арабы контролировали меня. Я не хочу думать об этом! В конце фильма жестокость системы проникает в героинь и почти стирает уникальность их личностей. А что можно сделать? Вот мы и не делаем...»
Делаем претенциозную фальшивку - демонстируя уникальность собственной творческой личности во всей шири и красе. Не хочется думать о неприятном, а зря, человеческая глупость может завести в любой тупик. Но режиссеры оседлали штамп «жестокость системы» - надо дожать! В конце фильма странным образом подружившиеся Мирит и Смадар останавливают очередную жертву своего бессмысленного профилирования. Жертве, мужчине средних лет, вздумалось пошутить - спросить, что будет, если он не предъявит удостоверения личности. Ему объясняют, что ничем хорошим это не кончится, но араб продолжает упорствовать: ну а если все-таки не предъявлю? Тут Смадар повышает голос, протягивает руку к оружию - а рядом, откуда ни возьмись, появляются бритоголовые евреи-качки, которые начинают истошно орать: «Маньяк! Он поднял руку на солдата израильской армии!» А дальше негодующая камера резко уходит вверх, к слепящему солнцу - и слышны только выразительные крики, свидетельствующие о самосуде евреев над шутником. И последний кадр - крупным планом лица героинь, донельзя серьезные: видимо, жестокость системы стерла улыбки...
Свободолюбивая Види не почуяла подвоха, когда ее спросили, кого из знаменитых режиссеров мирового кино она предпочитает. «Никем не восхищаюсь! - был дивный ответ. - Меня интересует то, что делают другие, но я стараюсь найти свой собственный путь!»
Смело! Но Види привыкла посылать на соответствующие буквы армейское начальство - отчего бы не отправить по тому же адресу мировые киноавторитеты? А заодно и самое истину.
Идея пришла неожиданно: а кто, собственно говоря, мешает мне самой получить правду из первых рук?
...Судьба бросила карты так, как бросила: часть нашего немногочисленного семейства поехала на Ближний Восток, часть в Новый Свет. Наступил день, когда старшей племяннице, большеглазой русалочке, пора было идти в израильскую армию. Было страшно спрашивать о чем-либо родных - от безотчетного ужаса за любимое кареглазое существо, которое в студенческой юности я катала в коляске по ташкентскому дворику и кормила с ложечки, заходясь от обожания. Через несколько месяцев пришли фотографии: наша девочка, уже не русалочка (волосы забраны под головной убор), в военной форме на плацу. Вид довольно боевой - во всяком случае, явно не угнетенный. Письмо от родственников сообщало, что она, завершив свои первые военные университеты, теперь сама обучает бойцов стрелять. Господи, твоя воля... Моего лексического запаса для выражения эмоций не хватило - опять не стала спрашивать никого ни о чем. Племяшка отслужила, вернулась домой - и тут же закатилась в какую-то Индию, потом дальше в Южную Азию, а там и Япония оказалась не за горами... Но весь этот экзотический сюр звучал куда менее страшно, чем простая фраза двухлетней давности: Инна обучает бойцов стрелять. Через три года по ее стопам направилась вторая племяшка. Сегодня она, отслужив свое от звонка до звонка, пребывает на том же экзотическом Востоке, а старшая, отдохнув от странствий, уже степенно учится в престижном учебном заведении. И странствия, и учеба - благодаря армии.
Но неужели и благодаря лишениям, унижениям, подавлению тонкой душевной сути во время службы?
Але, малыш!
Инуля вначале была сдержанна: ей показалось, что тетя позвонила выведать некие военные секреты. Потом посмеялись - и она долго спрашивала, о чем фильм. Я уже, грешным делом, подумала, может, она русский язык подзабыла - оказывается, двадцатипятилетний ребенок просто недопонимает, что такое насняли дамы-режиссеры, сами израильтянки.
- Танцевать в кафе во время рейда? Но ведь кафе может взлететь в воздух по твоей вине! Не проверять подозрительных? Но разве мало из-за этого было терактов?
- А если захотелось перекусить во время патрулирования?
- В армии нормально кормят. Если девушка не может удержаться и должна съесть пирожное, когда она с оружием при исполнении - значит, у нее есть проблемы. У девушки, не в армии...
- Скажи, для тебя самой служба в армии была наказанием?
- Наказанием? Да за миллионы я не отдала бы эти два года! Обучалась сама, обучала других. - Она с удовольствием вставляет наше ключевое словечко «экспириенс» и добавляет: - Понимаешь: разница между тобой и молодыми бойцами - всего три месяца учебы. Нужно вести себя соответственно, чтобы завоевать авторитет. И еще чувство: ты защищаешь Израиль...
- Но ведь вы были молоды, неужели всегда хотелось следовать приказам?
- Следовать приказам - необходимо. Израиль - ужас какая свободная страна: молодые могут раскрывать рот на родителей, учителям в глаза несут любую правду не стесняясь. Такая ментальность! Но в армии это должно закончиться. Как же рассчитывать на армию, если боец будет пользоваться своей свободой, не захочет просыпаться вовремя, побежит за пирожным, на танцы...
-Но ведь это девушки...
- К сожалению, государство пока не может без них обойтись. Но девушек и не бросают в бой. Кстати, было бы хорошо, если бы можно было обойтись без девушек, которым служба так уж противна.
- Скажи, а не бывает ли случаев, когда командир отдает идиотский приказ?
- Бывает все. Но солдат ЦАХАЛа не обязан бездумно следовать приказу, если он направлен только на унижение или на бессмысленное насилие. Можно написать рапорт на командира. Да, в момент неподчинения тебя могут даже арестовать, но если ты уверен в своей правоте - борись.
«Тут-то и пригодится свобода нрава...» - подумала я.
В итоге мы сошлись на мысли, что фильм плох и может только заморочить голову молодым цыплятам призывного возраста, от которых ждут выполнения воинского долга. Я печатаю эти высокие слова не стесняясь.
Пусть стесняются дамы, снявшие фильм «Ближе к дому», такой далекий от правды. Впрочем, вы можете посмотреть его в кинотеатре и поспорить со мной: демократичная Америка, приобретшая эту ленту, плюрализма не исключает.