ПОЛНАЯ ЯСНОСТЬ: ПЬЕСА ЗАМЕЧАТЕЛЬНАЯ

София Рома – драматург и поэт. А может быть, правильней было бы сказать – поэт и драматург. Потому что все ее широко известные в Америке, а теперь уже и в России пьесы – реалистические и ирреальные – насыщены и перенасыщены поэзией, которой так нам в жизни не хватает. Как не хватает зачастую и надежды – на любовь, на удачу, на внимание, на счастье...

Я в глубине души
Слышала,
Что ты еще надеешься...

Эти строчки из недавно изданного в Москве Литературным институтом сборника стихов Софии Ромы могли бы стать эпиграфом к ее новой пьесе “Полная ясность”, премьера которой на днях, 25 января, ожидается в Players Theater в знаменитом Сохо. Я подумала, что сам этот удивительный, с его столетней давности особенными домами район гигантского Нью-Йорка, вместилище сотен художественных галерей и студий, театров и богемных кафе, с его – тоже особенной – разновозрастной толпой каким-то непостижимым образом созвучен и фабуле, и духу, и витой драматической линии пьесы Ромы. Вроде бы отступающей от конкретики, обобщающей наши нынешние метания, желания, чаяния и беды, но и очень современной, именно «нашей», а потому каждому из нас, какого бы возраста он ни был, – близкой.
Почему так происходит? Этот вопрос я мысленно задаю себе, а потом, уже вслух, разумеется, Софии Роме. Кстати, когда ко мне подошла тоненькая милая девочка, я просто не поверила сначала, что это маститый американский драматург. На вопрос мой София отвечает:
– Тут вся моя душа. Откровенность и правдивость – это стиль моей жизни, а значит, и творчества.
– Но ведь в пьесе не только правда жизни, чувств и чувствования, но и некий налет сюрреализма, как бы взгляд сверху. Я не права?
– Мои пьесы и мои стихи часто называют сюрреалистическими, хотя это справедливо лишь отчасти. Стремлюсь к правде. Но что поделаешь, если само наше время сюрреалистично даже больше, пожалуй, чем девяносто лет тому назад, когда это литературное и художественное, мир завоевавшее течение зародилось.
– А много ли пьес за хрупкими этими плечами и где ты высокому искусству драматургии училась?
– В Нью-Йоркском университете, в его прославленной школе искусств (ее часто называют школой кино), а учителем своим считаю известного американского писателя Лесли Ли. Еще в студенческие годы написала три пьесы, которые поставили в популярном нью-йоркском экспериментальном театре La Mama. В пьесах этих присутствовал белый стих и ощущался сюрреалистический тон.
– Столь же напряженный сюр, как в фильме «Бедная Лиза»?
– Ну, я думаю, что напряжение достигнуто главным образом усилиями и талантом Славы Цукермана, поставившего эту кинодраму. Я ведь только написала сценарий.
– Только! Сценарий – это основа, костяк картины, без него и картины быть не может. А сценарий превосходный. Так же, как пьеса «Убийство на кукурузном поле», прогремевшая прошлой весной в одном их офф-бродвейских театров.
– Я просто должна была, обязана рассказать о страшной жизни моего деда, прошедшего и Бутырку, и ГУЛаг. В дни путча я была в Москве, потому с русской действительностью пьеса эта соприкасается тесно. Соотносится с нею.
– Как и замечательная твоя «Полная ясность», в которой совсем не сразу все становится ясным. Впрочем, разве все так уж ясно в жизни моей, твоей, каждого из нас? Разве всегда отдаем мы себе отчет в наших желаниях, порывах, поступках, даже мыслях? Еще один вопрос, София. Почему для постановки пьесы “Полная ясность” в Нью-Йорке приглашен был именно Юрий Йоффе, режиссер известнейший, из театра Маяковского. Это театр Гончарова, и на сцене его такие звезды, какой была ушедшая недавно Гундарева, как Лазарев, Немоляева, Прокофьева. И Йоффе в театре уже двадцать семь лет. Так ведь?
– Все так. С Юрием Йоффе познакомилась я пару лет тому назад в Москве, сразу оценила проникновенность и новаторство его режиссерского дара и решилась показать ему свое «Кукурузное поле». Он не просто одобрил, но даже сказал, что с удовольствием бы поставил эту пьесу.
– Так родился аншлаговый бродвейский спектакль. А с нынешней пьесой все шло таким же образом?
– Совсем нет. – Юрий Йоффе, дававший указания актерам (шла репетиция), но чутко прислушивавшийся к нашей беседе, как говорится, принимает огонь на себя. – Я с интересом следил за творчеством Ромы, прочел последний стихотворный сборник и понял, что ее лирическая героиня очень близка своей духовностью и душевностью, своими исканиями и болью, своими желаниями и болью, своим желанием «быть снова несвободной» героине одной из любовных драм Эдварда Радзинского «Она в отсутствие любви и смерти», которую я незадолго до этого поставил в Москве в театре Армена Джигарханяна. И до того я занимался многими пьесами этого большого писателя.
– Конечно же, нашим читателям имя писателя и драматурга Эдварда Радзинского известно. Знаем его историческую прозу – «Александра II», «Наполеона», «Николая II», «Сталина», а уж тем более блистательную драматургию, покорившую и Европу, и Америку, знаменитые его хиты – «104 страницы про любовь», «Женщина с цветком и окнами на Север», «Спортивные сцены 1981 года», «Беседы с Сократом». Теперь вопрос: та пьеса, которую вы сейчас ставите в Сохо, это римейк драмы Радзинского «Она в отсутствие любви и смерти»?
– Нет. Никоим образом. София Рома – абсолютно самостоятельный, свободно и оригинально мыслящий драматург, что в Америке признано. А использовать сразу два источника, две первоосновы – драму Радзинского и букет стихов Софии Ромы, соединить их, сделать не парафраз, а нечто новое – это была моя идея, которую оригинально и талантливо воплотила София. Такова история нашего нового содружества и таков его результат (Йоффе отбрасывает руку в сторону сцены, где продолжается репетиция).
– У Радзинского манера делать название пьесы декларативным, коротким, рефератом, что ли. Что и было отражено в имени его драмы. А теперь?
– «Полная ясность» – где и когда она бывает полной? – это не реферат, не заявка на противоречивое содержание пьесы Ромы – с ее чеховскими интонациями, трагикомическими взрывами, парадоксальным стечением обстоятельств. И потом: у Радзинского обобщенно – «Она», у Ромы – Клэр, что и означает «ясно», все ясно столько же, сколь неясно. Уильямсовские парадоксы. Все-таки Рома – уже американский драматург.
Я, имея американский паспорт, навряд ли стану настоящей американкой, но все в этой драме мне внятно, меня волнует. Действие построено так, что языковый барьер не ощущается совершенно и английский язык не страшит и не бесит уже через считанные минуты. Так что англоязычности пьесы бояться не стоит – это я обращаюсь к нашим читателям.
- Юра, что бы вы хотели донести до зрителя? Будет ли для него это лишь парой часов с интересом просмотренного спектакля или он унесет с собой охапку впечатлений, примерит увиденное на себя, сравнит со своими жизненными коллизиями и даже сделает какие-то выводы?
– Безусловно. Все это будет именно так, для зрительниц - особенно. Причем в любом возрасте – и для юных, и для зрелых, и для пожилых. Впрочем, разве становится женщина пожилой? Умом, сердцем, желаниями она всегда молода. А уж что касается языка диалогов, то выразительность голоса и движений, язык мизансцен внимательному зрителю понятны всегда.
– Постановке «Полной ясности» предшествовала большая работа?
– Естественно. Сначала работа моя – над осознанием текста, образов, ситуаций, над построением действия – это совместно с Софией. Здесь, должен сказать, достигнуто полное взаимопонимание. Затем кастинг, то есть отбор актеров: из четырех сотен – десяток, а из семидесяти претенденток на главную роль – одну. Выбор должен был быть снайперским. И мы не промахнулись. Зрители в этом смогут убедиться. Они увидят настоящих бродвейских профессионалов и талантливейшую Кару Фрэнсис в главной роли.
– Сейчас бытуют две взаимоисключающие точки зрения: театр умирает и за ненадобностью вскоре исчезнет и – «театр жил, театр жив, театр будет жить». Каково, по-вашему, в наше время мощного вторжения телевидения и интернета место театра в сегодняшней жизни? И адекватен ли новый герой живому современнику?
– Если говорить о театре без выпендрежа (хорошее словечко, не правда ли?), без заявки на непременную гениальность, то такой театр, конечно же, жив, нужен и востребован. Только в театре энергетика актера и режиссера передается зрителю так, будто у них единые и кровеносная, и нервная системы, только в театре тесная связь происходящего и зала. Люди мучительно ищут своего героя, того, что по-лермонтовски выражает время и с которым – в театре! – у зрителя живая связь. Даже сеть взаимосвязей.
– Но ведь изменился и герой, и зритель. Изменилась жизнь. В России – более чем где бы то ни было. Революционно. Недавнее прошлое, привычные приоритеты сметены, отринуты, побеждены. Рискну повторить афористичное название одной из пьес Радзинского: «Поле битвы после победы принадлежит мародерам». И в России?
– Наверное, везде. А я вот повторю слова одного из лучших русских режиссеров, Андрея Гончарова, частенько им когда-то говоренные: «В России два приоритета – нефть и театр». В том, что нефть приоритетна, вы наверняка убеждены. Заверяю вас – театр тоже!

На этой оптимистической ноте мы и завершили наше двойное интервью.
А вам, дорогие читатели, от всей души советую спектакль этот посетить. Билеты можно зарезервировать по телефону (212) 352 – 3101 или по Интернету www.theatermania.com (с использованием кода Rus 01 стоимость билета не 45, а 35 долларов). Адрес театра: 115 Macdougal Street, Манхэттен, Сохо. Как доехать? Поезда метро 1, 2, 3 до остановки «Cristofer Street». К тому же побывать в Сохо – удовольствие необычайное. Гарантированное, как любят говорить сейчас. Времени у вас, друзья, вдосталь: показ спектакля будет длиться месяц – с 25 января до 25 февраля – все дни недели, кроме понедельника и вторника, в 7:30 вечера, а в субботу и воскресенье еще и в 2 часа дня.
Вперед! Не пожалеете.